После второго раздела Польши у князя Четвертинского, верного слуги Екатерины II, возникло опрометчивое желание поселиться в Варшаве. Однако он не успел вволю насладиться новым титулом статского советника Российской империи, будучи повешен «взбунтовавшейся чернью» во время восстания Костюшко. Интеграция же его семьи, сбежавшей поспешно в Петербург, может служить примером милостей, которыми императрица осыпала преданных ей людей и влияние которых в данном случае имело более устойчивый характер, чем тех, что ниспали на князя А. Чарторыйского. Если вдове Четвертинского императрица пожаловала имение с 1,5 тыс. крепостных душ в Гродненской губернии, то перед его сыном Борисом (какое прекрасное православное имя!) была открыта военная карьера, дочерей же ждали не только выгодные партии. Их красота, которую не могли не отметить мемуаристы того времени, привлекла внимание высокопоставленных ценителей еще тогда, когда сестры были фрейлинами императрицы. Младшая дочь Четвертинского, Мария, родившаяся в 1789 г., стала женой камергера Дмитрия Нарышкина, богатого землевладельца, имения которого насчитывали 25 тыс. душ, и достаточно быстро понравилась юному Александру, который в то время еще не был царем. Их связь с небольшими перерывами длилась до 1825 г., т.е. до самой смерти императора. Нельзя исключить, что эти взаимоотношения были одной из причин проявления симпатий Александра I к Польше. Об этой связи прекрасно знали в свете, у них родилось три дочери и сын. Правда, относительно одной из дочерей ходили слухи, что ее отцом был польский офицер Ожаровский, который, бросив Костюшко, перешел на царскую службу, став в 1826 г. генералом, а в 1841 г. – сенатором15
.Любители изучения семейных связей и матримониальных стратегий наверняка заметят, что семья Нарышкиных имела особый интерес к польским владениям на Украине. Например, имения Франтишека Ксаверия Любомирского, даже после продажи одного из самых крупных (Смилы) Потемкину в 1784 г., с целью заслужить милость России перед предстоящим третьим разделом, были настолько привлекательны, что его третьей женой стала одна из Нарышкиных. Их сын Константин был генерал-лейтенантом в царской армии и мужем графини Толстой.
Многие польские аристократы с Украины были охотно приняты в России, чему способствовал не только престиж их родовых фамилий, но и их состояния. Станислав Понятовский, племянник последнего короля и сын великого литовского подскарбия, продав в 1795 г. замок в Грохове во Владимирском повете на Волыни, отправился с дядей в Петербург всего лишь в одной карете, куда прибыл 10 марта 1797 г. и был встречен с большими почестями самим Павлом I. Через месяц в Москву на коронацию императора приехало несколько десятков польских шляхтичей, чтобы в ожидании императорской ласки продемонстрировать свою лояльность и преданность. Гроховский дворец – это один из ярчайших символов польско-российского взаимодействия. В качестве приданого девицы Еловицкой он перешел к графу Валериану Стройновскому – сенатору и тайному советнику и был превращен в одну из роскошнейших резиденций Украины. Дворцовая галерея с коллекцией древностей Помпеи, парк, разбитый в английском стиле, казалось, указывали на то, что разделы Речи Посполитой не повлияли на положение дел. Владелец имения заявил о себе в 1808 г., в период мнимого примирения с Наполеоном, проповедуя идеи замены барщины оброком в сочинении «О условиях помещиков с крестьянами». В целом происходившее слияние части польской аристократии с российской могло создать впечатление готовности России без особых проблем и потрясений приоткрыться навстречу западному