Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

Представляется также, что стремление польских помещиков Украины превратить свои резиденции в оазисы роскоши было связано не только с давлением, которое они испытывали со стороны царских властей, но и с влиянием славянофильского и русского культа земли от Тургенева до Достоевского. Не стоит забывать, что дети польских помещиков в большинстве своем учились в русских гимназиях, и даже европейские университеты, которым крупные польские семьи часто отдавали предпочтение, не могли стереть этого налета. Это взаимное переплетение нашло выражение в романе поляка Юзефа Вейсенгофа «Чаща» (1915). Уже само его название, связанное с лесом, тема которого богато представлена в русской литературе (Островский, Толстой), символизировало неразрывную связь помещика с «кресов» с его малой родиной. Сюжет достаточно прост: главный герой, Эдвард Котович, проведя молодость во Франции, где он совершенно позабыл о ценности земли и о традициях землевладельческой шляхты, после несчастной любви к великосветской европейской, а потому распутной даме, возвращается в свое имение. Здесь его ждет очищение от всех лицемерных искушений Запада благодаря ежедневному общению с «хорошим» крестьянином, символу возможного союза с народом. У него возрождается вкус к жизни, он начинает торговать лесом (благодаря бельгийскому капиталу), вступает в брак с красавицей-соседкой Реней, дочерью бедных шляхтичей. Таким образом, воссоздается шляхетское братство и единство всего польского общества. В ключевой сцене этого произведения, пользовавшегося популярностью среди владельцев и жителей украинских имений, на молодого помещика нисходит благодать, и он проникается мистическим значением обладания землей предков.

Истина открывается Котовичу в момент, когда он наблюдает за крестьянином, сеющим зерно:

Сев по давней традиции велся вручную. По розово-бурой рыхлой земле ритмично ступал босой сеяльщик, беспрестанно благословляя поле переливающейся дымкой летящего из горсти золотистого зерна. Он был похож на жреца какой-то древней, но все еще живой религии. Когда он подошел к краю поля, Котович серьезно, в соответствии с обычаем произнес:

– Бог в помощь!

– Дай Бог и тебе, пан, всего. Тебе же, пан, сеем.

Волна чувств охватила Эдварда. Впервые он ощутил всю глубину счастья обладания землей; ее суровый чистый запах с благодарностью наполнил его легкие. Он наклонился и взял горсть бурого перегноя, делая вид, что изучает его, на самом же деле ему просто хотелось сжать его в руке1481.

Символика земли содержит множество значений, начиная с возрождающейся силы, которую черпал Антей, соприкасаясь с матерью-землей, до магического могущества алхимического элемента, анализируемого Г. Башляром. Мистическое восприятие земли позволяло польским помещикам жить с чистой совестью. Янине Жултовской удалось ухватить суть этой общей позиции своих соотечественников:

Обязанность пожертвовать собой ради земли, пропагандируемая в бытовых романах, в действительности была связана с неплохим материальным интересом, если, конечно, кого-то не охватывала лихорадка мотовства. Самым интересным было то, что никто прямо не говорил о действительной прибыли. Никто также никогда четко не заявлял, что помещичья собственность в польских руках была единственной и последней возможностью защитить свободу, то есть в каждом польском имении, большом или маленьком, существовала горстка людей, материально независимых. Наши враги понимали это лучше нас. А национальный инстинкт… реагировал скорее мелодраматически1482.

Оставим сферу символических значений в стороне и обратимся к ежедневным формам общественной жизни польских помещиков, для которой был характерен самообман и самовозвеличивание. Поляки, лишенные внешних признаков своей культуры, находившиеся под полицейским давлением, гнетом неотступной русификации (обучение на родном языке было невозможно ни в гимназии, ни в университете), притесняемые в своей религии, отстраненные от политической жизни (за исключением всплеска активности в 1905 – 1908 гг.), имели очень ограниченное поле деятельности – приращение экономического успеха и влияния.

Некоторые крупные землевладельцы финансировали культурные инициативы за пределами западных губерний: давали средства на создание научного общества в Варшаве, на публикацию исследований Александра Яблоновского об украинских древностях; они даже осмелились выкупить вагончик Джималы – символ преследования немцами польских крестьян на Познанщине. Однако по сути своей формы организации этой социальной группы, ее жизнь в сообществе была всего-лишь эрзацем общественной жизни, хоть и восхваляемым в позднейших воспоминаниях1483.