Гордиев узел Российской империи

Атмосфера враждебности накалялась, и, казалось, нужен был лишь удобный момент для ее проявления – подобно тому как в случае с Куракиным, пугавшим «польской анархией», которая должна была наступить из-за саботажа дворянских собраний «фальшивыми шляхтичами». В этом ключе следует рассматривать и тайное указание министра полиции А.Д. Балашова от 27 октября 1810 г. подольскому губернатору И.Г. Литвинову обратить особое внимание на указ от 3 марта 1805 г. и на то, чтобы «места получали действительные помещики, а не подставные лица, известные впрочем по своей неблагонадежности»310. На ситуацию несомненно оказывал непосредственное влияние уровень напряженности в отношениях с Наполеоном. Волна новых конфискаций начала 1813 г. должна была приобрести еще больший размах по сравнению с 1809 г., хотя еще не все связанные с проведением предыдущей конфискации трудности были преодолены. Во время наступления французов летом 1812 г. часть польских помещиков и чиншевой шляхты с Украины присоединилась к Великой армии. Правда, таковых оказалось значительно меньше, чем в Литве или Белоруссии. До декабря 1812 г. никому и в голову не приходило провести их подсчет, однако после успехов русской армии царь вспомнил о прежней политике, хотя вместе с тем к нему пришло и понимание того, что губернии, присоединенные к России его бабкой, требуют особого, осторожного, подхода. Было также принято во внимание относительное спокойствие, царившее на Правобережной Украине во время войны с Наполеоном. И хотя Х.Б. Марэ назначил на должность комиссара южных провинций Тадеуша Мостовского, это не изменило занятую польскими землевладельцами выжидательную позицию. Российские войска без труда дали отпор вооруженному выступлению Антония Амилькара Коссинского, который попытался перейти Буг и занять Волынь. А когда ненадежный союзник Наполеона князь Карл Филипп Шварценберг все-таки вошел в эту губернию, то большая часть граждан спряталась у родственников и друзей в Подолье. Даже подозреваемый в сильных наполеоновских симпатиях Тадеуш Чацкий предпочел провести время до конца октября вблизи Кременца у Ксаверия Мальчевского, а затем 2 января 1813 г. поспешил вновь открыть волынскую гимназию. Такое поведение могло быть расценено как проявление лояльности. В день своего рождения, 12 декабря 1812 г., перед балом, который Кутузов устроил в честь царя в своем доме в Вильне, Александр I подписал условную амнистию, вызвавшую неудовольствие генерала, который предпочел бы немедленно отдать своим офицерам польские имения.

Александр I под влиянием представлений о высших обязанностях власти и определенного мистицизма, который все более занимал его, решил дать шанс тем, кто захотел бы им воспользоваться. Зная о порожденных Наполеоном чуть ли не всеобщих надеждах, царь попробовал обернуть их в свою пользу. Свое выступление он начал достаточно риторически со слов благодарности всем тем, кто остался ему верен, а затем принялся метать громы и молнии против «тех, кто пристали еще прежде нашествия на их земли к стране чуждого для них пришельца, и подъемля вместе с ним оружие против Нас, восхотели лучше быть постыдными его рабами, нежели Нашими верноподданными. Сих последних долженствовал бы наказать меч правосудия… Но уступая вопиющему в Нас гласу милосердия и жалости, объявляем Наше всемилостивейшее общее и частное прощение…». Эта милость оказалась временной: те, кто покинул имения и присоединились к врагу, получили два месяца для возвращения, после чего объявлялась конфискация.

Формулировка «бывшие польские губернии», которую император по привычке использовал в начале документа, в конце была решительно в духе Екатерины II отброшена: «Надеемся, что сие Наше чадолюбивое прощение приведет в чистосердечное раскаяние виновных, и всем вообще областей сих жителям докажем, что они, яко народ издревле единоязычный и единоплеменный с Россиянами, нигде и никогда не могут быть толико щастливы и безопасны, как в совершенном во едино тело слиянии с могущественной и великодушной Россией»311.

Уже в следующем месяце, не ожидая окончания срока, Подольская казенная палата, в небезосновательном расчете на то, что наиболее активные участники и самые богатые так быстро не вернутся, приготовилась к значительным поступлениям в государственную казну. Поскольку князь Иероним Сангушко умер, а его сын Эустахий исчез сразу после появления французов, представители казенной палаты предложили Гурьеву принять власть над 15 990 крепостными Сангушко, разбросанными по разным имениям, которые находились в управлении влиятельных уполномоченных наподобие Маньковского. Сразу после завершения срока казенные палаты развернули такую бурную деятельность по захвату имений, что Министерство финансов даже выдало специальное распоряжение о порядке конфискации и управления имениями312.