Гордиев узел Российской империи

Планы социальной чистки, предполагавшей переселение сотен тысяч безземельных шляхтичей, возникли уже в Российской империи, начиная с плана Зубова 1795 г. и заканчивая планом Юренева 1829 г. Однако все они оказались непригодными для реализации, статус же этой группы на протяжении более 30 лет вызывал постоянные споры. К 1800 г. численность безземельной шляхты достигла 262 тыс. человек на Правобережной Украине и вопрос о ее интеграции вызывал в Петербурге такой же дискомфорт, как вопрос о евреях или татарах. Показательно, что для Герольдии этой проблемы как таковой не существовало, ее интересовал совершенно иной мир – мир землевладельцев. Не менее показательно и то, что не только польские магнаты, прямые защитники шляхетской «голоты» в Речи Посполитой, но и многочисленная средняя землевладельческая шляхта, бравшая безземельную «братию» на службу в свои имения или скармливавшая ей судебные должности, которыми сама гнушалась, встали на ее защиту, перестав видеть в безземельной шляхте марионеток в руках магнатов. Польские помещики, в чьих имениях жила чиншевая шляхта, на удивление легко вспомнили идеи шляхетской солидарности и равенства, поскольку теперь именно эти идеи стали основой сохранения польской идентичности в условиях враждебного, особенно после 1815 г., российского доминирования.

Наиболее ярким проявлением упомянутой солидарности на фоне указов, которые начиная с 1800 г. один за другим требовали предоставить в определенные сроки доказательства благородного происхождения и грозили большую часть шляхты отнести к податному населению, а также на фоне ужасающих проектов Державина, Аракчеева, Комбурлея или Филозофова, стало предложение Чарторыйского и Чацкого, сделанное в 1807 г. Согласно ему, срок предоставления доказательств благородного происхождения продлевался до 1816 г.; кроме того, предложение содержало план наделения чиншевой шляхты землей. Это было наиболее щедрое решение шляхетского вопроса среди всех проектов XIX в. Однако по мере того как российский вариант Священного союза проникался идеями национализма, в самой Российской империи распространялась мысль о недворянском происхождении большей части шляхты, необходимости проведения охоты на «ненастоящих» дворян. Преследование воображаемых «чужаков» и изгнание «лиц без бумаг» с принадлежавших им земель переросло в бессильную ярость бюрократии: в 1823 г. ей удалось деклассировать лишь 7 тыс. лиц в Киевской губернии, т.е. мизерную долю от запланированных министром финансов цифр.

Лишь Николай I подошел основательно к решению проблемы, создав в 1829 г. комитет, в задачи которого входила подготовка Положения о шляхте. Несмотря на всю утопичность данного предприятия, оно имеет фундаментальное значение, поскольку показывает, что почти все меры, предпринятые в отношении шляхты в 1831 г. уже после Ноябрьского восстания, были обдуманы загодя. В то же время при изучении периода подготовки Положения становятся понятны все трудности, с которыми предстояло столкнуться властям при реализации этих мер. Авторы проекта предусматривали формирование шляхетских обществ по образцу русской общины: шляхта должна была проходить «недолгую», а именно восьмилетнюю военную службу и платить подымный налог. Советы старшин должны были отвечать за сбор налогов. В такой урезанной форме предполагалось сохранить призрак прежней «шляхетской автономии». В ответ на запрос об оценке проекта губернаторы польского происхождения указывали на невозможность создания подобных далеких от реальности обществ, не отвечавших сложившимся традициям края. По своей социальной организации безземельная шляхта, вопреки пониманию царских властей, не формировала никакого сообщества; это была группа людей, персонально связанных со своими помещиками феодальными контрактами и получавших от них на условиях устной договоренности надел земли, с которого они и жили.

До 1840 г., когда были проведены реформы в области права и отменен Литовский статут, помещикам были нужны их безземельные «братья» для судопроизводства и контроля за украинскими крепостными. Несмотря на законодательство, все сильнее урезавшее политическое влияние дворянских собраний (бывших сеймиков), на местных выборах, где утверждались судьи и заседатели, на эти должности вопреки закону регулярно избирались безземельные шляхтичи (зачастую из наиболее мелких). Бывало, что шляхта даже обращалась с просьбой официально узаконить устоявшуюся традицию, а отказ властей оставался на бумаге. Именно тем, что землевладельцы отводили чиншевой шляхте роль в судебной системе и надзоре за украинским крестьянством, можно объяснить продолжительное сохранение чиншевых наделов в период, когда чиншевая шляхта вместе с упадком выборной системы Речи Посполитой утратила свой политико-гражданский статус. Обоюдный интерес привел к созданию своего рода симбиоза между богатой и бедной шляхтой.