Гордиев узел Российской империи

Действительно, положение было скандальным. Бибикова переполняло враждебное отношение к полякам. При этом он не обращал внимания на этнические особенности украинского крестьянства. 28 ноября 1844 г. он потребовал от полиции разъяснений: «для чего в имении… учат мальчиков польскому языку, тогда как крестьяне, будучи совершенно Русскими, не могут иначе объясняться как по-русски и в знании другого языка никакой надобности не имеют…»

В декабре 1844 г. большинство землевладельцев постарались уйти от ответа. Чарторыйская, Плятер и Понятовский путешествовали. Холоневский, поскольку на получении ответа настаивали, заявил, что это вовсе не школа. Липецкий всю вину свалил на органиста, Млодецкий сначала категорически отказывался давать письменные объяснения, а затем заставил какого-то крестьянина ответить по-русски, что все очень хорошо владеют этим языком. Наиболее напряженная ситуация сложилась между генерал-губернатором и помещиками И. Плятером и Л. Понятовским.

Плятер, как сообщал ровенский исправник, отказался подписать документ, составленный на русском языке, заявив, что он его не знает и не может подписать то, чего не понимает. Поэтому он 10 января 1845 г. дал объяснение по-польски, сообщив, что держит детей у себя, как это делал его отец Антоний на протяжении 50 лет, для своего собственного удовольствия, а в том, что касается языков, то ему неинтересно, на каком языке они говорят, и никаким языкам он их не учит. Бибиков ответил 24 марта: «Не полагаю, что Ваше Сиятельство, имея у себя Русских крестьян, не знали сами русского языка и не объяснялись с ними по-русски, не знали закона, который предписывает употребление русского языка в официальных бумагах, чтобы Вы не знали, что делают и чему обучаются Ваши люди в Вашем доме, я признаю ответ Ваш нисколько не соответствующим данному Вам вопросу и Вашим обязанностям как дворянина и помещика, ибо грубость нигде и никогда, особенно в отношениях официальных и между людьми Вашего образования, не была и не должна быть дозволена… При сем прошу Вас воспретить решительно обучать крестьянских мальчиков в Вашем имении чужому для них языку».

Л. Понятовский объяснил, что после приобретения имения в 1823 г. он стал готовить людей для ведения своих учетных книг как по-польски, так и по-русски, а потому и речи быть не может о какой-то школе, а лишь о домашнем обучении. Такое объяснение не удовлетворило Бибикова, и 14 апреля 1845 г. он передал через уездного предводителя дворянства, что Понятовскому не следует у себя дома говорить по-польски: «…обучать крестьянских мальчиков польскому языку не выгодно и не следует, потому что они не имеют в нем никакой надобности. Если они сами нужны для счетного производства дел по имению, то таковое производство может быть делаемо всегда на русском языке… почему и должен он прекратить всякое обучение крестьян польскому языку».

В конечном счете уступили даже самые упрямые, подписав необходимые заявления. 10 марта 1845 г., чтобы шляхта не могла в своих аргументах апеллировать к религии, генерал-губернатор выслал полиции трех губерний распоряжение, в котором заявлялось, что «обучать крестьянских мальчиков польскому языку, хотя бы они были и латинского исповедания, нет никакой надобности». Это был достаточно ощутимый удар по языковой связи, существовавшей между польской шляхтой и 579 тысячами крестьян-католиков. По мнению Бибикова, польский язык был не нужен в католической церкви, поскольку служба велась на латыни. До самой смерти Николая I, этого жандарма Европы, запуганные поляки уже не пытались обучать крестьян польскому языку. Новые попытки в этом направлении будут предприняты около 1860 г., а затем в 1905 – 1907 гг.

«Инвентарные правила» и их применение