Восстание 1831 г. стало всего лишь предлогом для радикализации царской политики. После знакомства с материалами комиссий по разбору дел об участниках польского восстания, созданных по указу от 10 июля 1831 г. в каждом уезде и подчиненных губернским центрам указом, можно констатировать, что доказательств вины, притом что комиссии действовали продолжительное время, некоторые даже до 1843 г., было собрано не так уж и много. Между тем сам состав комиссий не дает повода подозревать их в малейшем снисхождении: на губернском уровне они возглавлялись генерал-губернатором или высшим офицером, заместителем председателя был гражданский губернатор, а членами – председатели судов вместе с советниками казенных палат. Из числа поляков среди членов комиссий были лишь предводители дворянства. Согласно протоколам заседаний, которые сохранились в киевских архивах по всем трем губерниям Правобережной Украины, количество повстанцев почти никогда не превышало 200 человек на уезд. Алфавитный список повстанцев, дела которых рассматривались комиссией Киевской губернии в 1831 – 1843 гг., состоит из 96 страниц, в среднем по 18 фамилий на страницу, что в сумме дает число меньшее, чем 1800. В Волынской и Подольской губерниях повстанцев, безусловно, было больше, однако общее количество в 10 тыс. человек представляется максимальным числом для всех трех губерний. Действительно, бедная шляхта преобладала: 400 человек в Киевском уезде на 19 помещиков и 55 «крестьян и бродяг», причем в протоколах отмечено, что последних зачастую принуждали к участию силой560
. Однако в любом случае такое количество участников не оправдывает размаха репрессий, которые обрушились на польскую шляхту.Через несколько месяцев после начала восстания ужас сменился в Петербурге возмущением и полонофобией, причем как в правительственных кругах, так и среди общественности и в прессе561
. Наряду с конфискацией имений, закрытием польских школ и преследованием католиков было предпринято два масштабных мероприятия против обедневшего польского населения Юго-Западного края. Были приняты решения о переселении 5 тыс. шляхетских семей из Подольской губернии на Кавказ, а также о деклассировании мелкой шляхты с целью ее растворения среди крестьян и однодворцев. Эти замыслы еще не становились предметом исторического анализа. Первый план не удался, хотя в польской историографии утвердилась точка зрения, что он был все-таки осуществлен. Он заслуживает внимания хотя бы уже потому, что показывает степень охватившего царские власти безумия. Второй же план, напротив, осуществлялся с удивительным упорством на протяжении двадцати лет и увенчался успехом, что в корне изменило социальную структуру изучаемого региона.К осуществлению обоих планов власти приступили одновременно, что привело к панике среди мелкой шляхты. Исключительно из желания внести определенную ясность в изложение событий тех лет вначале обратимся к проекту переселения на Кавказ, который, невзирая на весь трагизм, во многом сродни произведениям Н.В. Гоголя.
Всех на Кавказ!
Большинство польских авторов представляют как достоверную цифру 5 тыс. шляхетских семей, вывезенных на Кавказ. Некоторые из них, например Х. Мосчицкий или Б. Винярский, даже утверждают, что переселение охватило 45 тыс. польских семей из «польских» земель Российской империи. В работах М. Бернацкой о мелкой шляхте Мазовии и Подляшия или В. Вельхорского о «польской» Украине также приводятся эти данные. Последний автор даже называет фантастическую цифру в 300 тыс. человек, подчеркивая, что «методы массовой депортации придуманы не большевиками»562
. Даже если учесть отправленных в армию или сосланных в Сибирь повстанцев, то и тогда не удастся получить такой цифры. Утверждение польской историографии о депортации на Кавказ 5 тыс. шляхетских семей основано на указе от 21 ноября 1831 г., но при этом никто не проверил, был ли этот план осуществлен. Именно такую проверку мы провели.Сама мысль о массовом переселении населения, которое царские власти считали особенно опасным из-за присущего ему духа индивидуализма и статуса личной свободы, не была новой. Как уже было показано в первой части, еще во времена Екатерины II Зубов задался целью использовать свободолюбивый нрав этих людей для укрепления армии и выдвинул идею об ассимиляции поляков с малороссийским казачеством.
С самого начала в этой идее главными были эмоции, а не здравый смысл. 15 ноября 1831 г. делопроизводитель Комитета западных губерний барон М.А. Корф сообщил подольскому губернатору, что его губерния выбрана в качестве примера; для начала эксперимента Комитет установил цифру в 5 тыс. семей. Согласно проекту, выделяемые на Кавказе земли должны были находиться в казенной собственности, а создаваемые там поселения могли быть в будущем военизированы563
.