Гордиев узел Российской империи

В основе прежнего порядка, по крайней мере теоретически, наивысшей ценностью начиная с XVI в. лежала свобода, позволившая некоторым, согласно правам, предоставленным императором (реформирование в конце XVIII в. системы школьного образования и его развитие после разделов на протяжении 30 лет), получить образование. Именно эта идея привела губернатора к выводу, подобному выводу волынского коллеги: «следует оставить шляхту сию при ее преимуществах». Заступничество за шляхту графа-губернатора имело продолжение – в будущем он окажет помощь польским повстанцам, за что его отстранят от должности и сошлют под надзор полиции в Бендеры254.

Остается лишь удивляться, что приведенные нами примеры вынужденного единения царских чиновников и польских крупных землевладельцев были найдены в документах, долгие годы пролежавших на полках архива в Петербурге и по разным причинам недоступных исследователям. Важно подчеркнуть, что эти данные были полностью вычеркнуты из исторического сознания.

Это тридцатилетие попыток столь же активных, как и неэффективных, по решению шляхетского вопроса, но одновременно невероятно ярко представляющих умонастроения участников данного процесса, подготовило своего рода западню, в которую было уготовано попасться шляхте в 1830 – 1840-е гг. Правда, стоит отметить, что хоть она и была удачно расставлена, но оказалась недейственной вплоть до 1914 г. Русское дворянство, несмотря на то что в его составе было множество мелких помещиков, было далеко от понимания совсем беспоместной польской шляхты. Именно поэтому эти два отличных друг от друга вида одного и того же сословия не могли сблизиться между собой: возможен был лишь полный отказ в существовании чиншевой польской шляхте.

Теперь же обратимся к судьбе тех, с кем Россия связывала свои политические надежды.

Глава 3 ПОЛЬСКИЕ ПОМЕЩИКИ ПОД ОКОМ ПЕТЕРБУРГА

Хотелось бы, не претендуя на описание всех сторон жизни польских землевладельцев на Украине, рассмотреть то, что уцелело от их внутренней самоорганизации – знаменитой шляхетской вольности, являвшейся одной из форм демократии в предыдущие столетия. Вместе с тем крайне важным является изучение методов и результатов царского контроля над этой группой, что дает возможность определения уровня эффективности работы царской администрации и степени солидарности и единства, существовавшей внутри самой империи. В первой главе уже оговаривалось то, какой фикцией стали демократия и шляхетское братство в период Четырехлетнего сейма. Кроме того, частично было показано, что само понятие дворянства, основанное в русском понимании на владении поместьем, не слишком отличалось от понимания сути шляхетства реформаторской группой «патриотов» Речи Посполитой в 1791 г. Как могли польские помещики смириться с потерей права решающего голоса и законодательной власти на сеймиках и с фактом ликвидации сейма? Неужели достаточной компенсацией стало несколько царских указов (речь идет об указе от 27 сентября 1793 г., гарантировавшем неприкосновенность имений, и указах от 20 октября и 14 декабря 1794 г., согласно которым польским землевладельцам предоставлялись такие же привилегии, как и русским дворянам, включая власть над крепостными)? В новых условиях сеймики стали именоваться сперва шляхетскими, а затем дворянскими собраниями. Привело ли изменение названия к изменению значения этой организации? Было ли суждено этим собраниям превратиться в исполнительные органы царской административной системы? Достаточно ли было польским землевладельцам того, что екатерининская Жалованная грамота 1785 г. сохраняла за собраниями судебные полномочия, а за шляхтой – традиционные титулы, засвидетельствованные в гербовниках?

В этой главе основное внимание будет уделено двум тесно связанным между собой аспектам шляхетской жизни, а именно выборам, имевшим принципиальное значение для внутренней иерархии шляхты, прежде всего в судебных органах власти, и деятельности собраний, определявших весь круг возможного проявления активности шляхты. Анализ того, каким образом происходившие изменения комментировались, воспринимались, направлялись как заинтересованной стороной, так и различными властными органами, даст нам возможность оценить позицию царского правительства и предложить новый взгляд на историю постепенного закручивания гаек центральной властью в изучаемых губерниях, где всё – за исключением веры крестьян – было ей чуждо.