Гордиев узел сексологии (Полемические заметки об однополом влечении)

Происхождение уголовной клички “петух” связано с очевидной ассоциацией: при орогенитальном акте пассивный партнёр совершает “клюющие” движения. Но этим дело не ограничивается, слишком уж многозначно восприятие петушиного образа. У многих народов с ним ассоциируется и сам половой член: вытянутая шея поющего петуха с головкой, увенчанной красным гребнем, напоминает эрегированный член. Недаром кок (петух) — иносказательное название пениса у англичан, американцев, французов. В полушутливых стихах Артюра Рембо:

O vive lui, chaque fois

Que chante son coq gaulois,

славится не чей–то поющий петух, а пенис, превращённый эрекцией в фаллос. Coq — символ мужской мощи не только автора, постигающего с его помощью “магию повседневного счастья”, но и Франции в целом — ведь “петух” — то галльский (gaulois)!

Как известно, петух — птица сексуальная и драчливая. В уголовной интерпретации сохранился гиперсексуальный и агрессивный потенциал петушиной символики, но он изменил свою направленность и приобрёл драматический оттенок. “Петух” — жертва бесправия, беззакония, бесчеловечности, царящих в “зоне”. Может быть, на происхождение клички оказал влияние характерный зрительный образ: согнутый подковой тощий заключённый с тюремным “клифом”, стянутым с туловища к голове, с торчащими лопатками и выгнутыми кверху остистыми отростками позвонков напоминает его насильникам, видящим его сверху и сбоку, ощипанного петуха.

В какой мере гомофобная терминология и идеология, пришедшие из уголовного мира, отравляют массовое сознание, свидетельствует общепринятый фольклор. Известна пословица, предупреждающая о возможности неожиданной беды: “Пока жареный петух не клюнул в зад!” Если перевести эту фразу с уголовного жаргона, то оказывается, что речь идёт о том самом бесправном “петухе”, которого могут насиловать (“жарить”) все обитатели “зоны”. Из того, что он сам кого–то “клюнет” (изнасилует в задний проход), следует крайняя степень унижения жертвы насилия, абсолютная утрата им прежнего социального статуса. Декриминализацию гомосексуальности не следует сводить лишь к отмене уголовной статьи за мужеложство. И общественному мышлению, и лексике пора очиститься от гомофобных представлений и терминов, заимствованных из уголовного мира.

Термин “гомосексуалист” устарел. Принято говорить “гомосексуал”, а также прибегать к сленгу. Из английского во все языки мира проник термин “гей”. Активисты гей–движения порой выдают его за аббревиатуру, слово, составленное из начальных букв трёх слов “Good As You”, что в приблизительном переводе означает: “Ничем не хуже тебя”. Этим утверждается, что геи нормальны точно так же, как и представители сексуального большинства (гетеросексуалы или “натуралы”). На самом же деле, термин восходит ещё ко временам провансальских поэтов–трубадуров, откуда он в XVI веке попал в английский язык. Всеобщее признание ему принесло то, что по–английски “gay” означает “весёлый”. Сексуальная революция и движение за гражданские права подхватили этот термин, противопоставив мрачному “педераст”.

В России прижилось слово “голубой”. По мнению лингвиста Марка Пашкова, оно впервые появилось в середине 60‑х годов ХХ века. Облюбовав площади и скверы Москвы, на которых издавна обосновались голубиные стаи, гомосексуалы получили кличку “голуби”. Места же их “тусовок” окрестили “голубятнями”. Постепенно самоназвание геев сменилось, и сизые “голуби” стали “голубыми”. Этому способствовали ассоциации, связанные с голубым цветом (“голубые мечты”, “голубой цветок” поэтов–романтиков и т. д.). Гомофобы придают термину “голубой” бранный оттенок. Вместе с тем, им охотно пользуются сами геи; без обид они воспринимают его в разговорах и в литературных текстах. Поэтому его употребление вполне допустимо. В публикациях слово “голубой” обычно берут в кавычки, но многие авторы этим правилом пренебрегают.