Гордиев узел сексологии. Полемические заметки об однополом влечении

Но, разумеется, как это свойственно истерии, прозрение было недолгим, точнее, мгновенным. В противном случае книга называлась бы иначе. Интромиссия – введение полового члена. Поставив в скобки часть слова, Лычёв намекает на свою особую миссию полового просветителя, бескорыстного (или почти бескорыстного) пропагандиста гомосексуальных идей и ценностей, дарителя радостей и счастья. Словом, он вернулся к своей привычной психологической защите.

Беда Димы в том, что он страдает комплексом неполноценности и неосознанно презирает себя. Погоня за “мужиками” носит аддиктивный навязчивый характер, являясь симптомом невроза. И психологическая защита, и бесконечные поиски любовников объясняются низкой самооценкой Лычёва, как автора, так и героя книги.

Кстати, отметим, что обе эти ипостаси Димы в чём-то идентичны, но во многом они и разнятся. Автор донельзя приукрасил своего героя, приписав ему доблести многих литературных персонажей. Он одновременно и Казанова, и Джеймс Бонд, повергающий в страх стаю врагов осколком разбитого графина, и сверхвыносливая берлинская проститутка по кличке Железная Кобыла из романа Ремарка. Автор же признаётся в собственной “фригидности”: “В постели я люблю мозгами”. (Половая холодность – обычная черта истерического характера).

В подобных несовпадениях проявляются невротические комплексы автора “(Интро)миссии”. Как бы то ни было, лечение у сексолога пошло бы на пользу обоим Димам, как реальному, так и литературному. Но тут мы сталкиваемся с новым непреодолимым противоречием: Лычёв боится и ненавидит врачей. Он паразитирует на их доброте и долготерпении, морочит им голову на протяжении всех лет армейской службы, но честно поведать хотя бы кому-то из них о своих проблемах ему не под силу.

А если ошибка Димы лишь в том, что он недооценивает гомосексуальных партнёров, предпочтя им “натуралов”? Не зря же зреет его протест против гетеросексуальных гонителей (впрочем, с достаточной долей самоиронии): “Козлы! Морды жирные, а всё туда же! Больные! Им бы лишь с бабами потрахаться, только об этом и разговоры. <…> Не пойму одного. Почему Мать-природа штампует их в таком количестве. Таких тупых, недалёких. Хотя ясно, почему они такие. Потому, что идут штамповкой, по конвейеру. А нас, педиков, Природа-мать делает вручную, поштучно, долго корпя над огранкой. Именно поэтому мы такие классные. Достаточно сравнить часы ручной работы и гонконговскую штамповку, которой разукрашены руки моих сопалатников. То же самое и люди. Партии животных и единицы тех, на ком весь этот мир держится. Фу, аж противно. Что-то я зарвался, на Ницше стал похож. Хотя нет, у него он один центр Вселенной, а по мне – землю вертят педики”.

Настораживает, правда, презрение, с каким Дима вспоминает “педовок” и своих прежних многочисленных “лаверов”. Но, может быть, жизнь сделала его более зрелым и готовым к серьёзному чувству при встрече с “голубым” избранником? Обсудим этот вопрос позже.

Пока же заметим, что даже садомазохистские фантазии Димы не наделяют его какой-то особой “зловещей сущностью”, несопоставимой с грехами гетеросексуалов. Его невротическое развитие типично для геев и связанно с интернализованной гомофобией. На взгляд врача, психотерапевтическая коррекция его полового поведения вполне возможна, тем более что на протяжении всей книги, вопреки цинизму автора, подспудно чувствуется его стремление к любви. Возможна и самокоррекция, достигаемая осознанием собственных психологических проблем, например, в процессе творчества. В интервью, опубликованном в Интернете, Лычёв признаётся, что существенно изменился после того, как написал свою “(Интро)миссию”. Его половое поведение утратило прежний аддиктивный характер; появился постоянный партнёр, с которым они живут в Праге; практика промискуитета почти сошла на нет. Эти перемены к лучшему – лишнее свидетельство того, что в периоде работы над книгой Лычёв страдал неврозом, интернализованной гомофобией.

“Голубая” гомофобия