Гордое сердце

Со спокойной и удивительной смелостью, на которую способны только женщины, Эйприл сунула руку в вырез влажной рубашки и стала поглаживать мускулистую мужскую грудь теплой ладонью. Спустя минуту мышцы дрогнули. Подняв к Маккензи лицо, Эйприл вопросительно взглянула на него. Бурлившая в стальных глазах страсть выплеснулась на нее, едва не лишив дыхания. Ее губы сами по себе потянулись к его губам, руки обвили шею — одним словом, тело повело себя совершенно самостоятельно.

И Маккензи, потеряв самообладание, издал покорный стон и сдался на милость победителя.

Он был уже не в силах противостоять натиску желания, устал сражаться с собой. Взяв ее лицо в ладони, он разомкнул языком податливые губы.

Поцелуй оказался для него как бы свежим глотком воздуха — сумятица мыслей и пока еще неясных чувств сразу улеглась. Спустя минуту, убедившись, что не отвергнут, он уже упивался нежным поцелуем.

Господи, какое же это наслаждение!

Возбуждение его достигло крайних пределов. Его бросало то в жар, то в озноб. Мелькнула мысль, что отношения мужчины и женщины сродни явлениям природы. То ледяные порывы ветра, то нестерпимый зной.

А если такой порыв подхватит и сбросит с обрыва? — подначил внутренний голос.

Ну и что! Он, может, всю жизнь ждал этой минуты… Может, пропасть с ней — его судьба?

Эйприл не отводила взгляда от его лица. Она увидела, как затуманились его глаза, и поняла, что Маккензи вернулся — минуту назад мыслями он был не с нею.

Ласковые, но уже нетерпеливые мужские руки пробежали по пуговкам блузки и вдруг замерли, прикоснувшись к ее груди. Потом снова ожили — он ее раздевал. Ей хотелось помочь ему, но она не решалась, боялась вспугнуть.

Поцеловав Маккензи в щеку, она не удержалась и коснулась языком мочки уха — желание переполняло ее. Если он ее оттолкнет, как в тот раз, она этого не переживет — просто сгорит в огне страсти. По крайней мере обуглится, как головешка.

Он снял с нее блузку, шемизетку, скинул с себя рубашку. И теперь они лежали на одеяле, соприкасаясь полуобнаженными телами.

Эйприл вдруг подумала, что ей совсем не холодно. А когда Маккензи припал губами к груди, ее кинуло в жар, а соски набухли, словно почки на деревьях ранней весной.

Он положил ей руку под голову, прижал к себе, и она поняла, что и его желание стало неодолимым.

Юбка с оборванным подолом и кожаные штаны в обтяжку невыносимо досаждали своей ненужностью. Эйприл с удивлением прислушивалась к ощущениям, ей совершенно неизвестным, они нарастали, а где-то внизу живота словно распрямлялась сжатая пружина… Ничего подобного она не ощущала с Дэйвидом и даже не подозревала, что любовное томление сродни физической боли.

Из горла у нее вырвался какой-то странный звук — то ли стон, то ли всхлип…

А Маккензи тем временем уже целовал ее грудь. Эйприл внезапно кинуло в озноб, как при солнечном ожоге. Если сейчас он в нее не войдет, мелькнуло в голове, она умрет. Его прикосновения наполнили ее таким ожиданием счастья, что она не справится с отчаянием, если этого не произойдет.

Ее рука легла на бугор между его ногами. Упираясь в выношенную кожу штанов, бугор пульсировал и был обжигающе горячим на ощупь. Оказывается, Маккензи испытывает те же самые физические страдания, что и она.

Она потянула за шнурок, продернутый в поясе кожаных штанов, которые совсем недавно скребла и полоскала в реке, и принялась нетерпеливо их расстегивать. Мужское орудие вырвалось наружу, и пальцы ее алчно завладели им.

Маккензи застонал, по телу пробежала судорога. А потом он, как голодный, которому дали хлеба, поглотил ее губы, между тем как руки его метнулись к ней под юбку — он снял с нее штанишки так же ловко как и она его брюки.

Положив ладонь на пушистый холмик, он опять застонал и быстро стянул с нее юбку. Атласная кожа ее живота привела его в восторг. Поглаживая ее бедра, Маккензи наклонился, лизнул нежный атлас языком, а его пальцы скользнули вниз, зарылись в кустистую шелковистость лобка и замерли, когда ее тело выгнулось дугой в ответ на его прикосновение.

Маккензи внезапно оробел, даже, пожалуй, испугался. Сумеет ли он доставить удовольствие любимой женщине? В том, что он ее любит, Маккензи уже не сомневался. Но сможет ли выразить силу своего чувства в ласках?

Близость с другими женщинами, а они у него, естественно, были, не требовала нежности. Партнерши либо хотели побыстрее получить за любовь деньги, либо торопливо удовлетворяли его и свою похоть.

Но сейчас он думал лишь об одном: близость с Эйприл — это любовный диалог. Она должна почувствовать, что он боготворит ее. А слов не будет. Так он решил. К чему слова? Слова — это пустое.

Упираясь локтями в землю, Маккензи нависал над Эйприл, не решаясь припасть к ней. Это стоило ему нечеловеческих усилий — он собрал всю свою волю в кулак. А затем, больше не в силах сопротивляться женскому притяжению, позволил своему мощному орудию коснуться самой чувствительной и нежной точки ее тела и сразу почувствовал: Эйприл затрепетала.

Она вскинула руки, ухватила его за плечи, стараясь прижать к себе. Но он все медлил, все выжидал, смаковал минуты, секунды.