Гордое сердце

Почувствовав, что его естество откликается на ее прикосновения, Маккензи потянулся за своими кожаными штанами.

Она опять подалась к нему, мешая одеться.

— Нет! — бросил он резко. — Прошу вас, уходите.

— Отвергаешь? Меня? — прищурилась Эллен, не веря своим ушам. Растянув губы в злобной ухмылке, она повысила голос: — Да ты должен благодарить меня только за то, что я дотронулась до тебя, вонючий… — И она непристойно выругалась.

Не глядя на нее, Маккензи одевался. Его спокойствие лишь подлило масла в огонь: мисс Питерс выкрикивала грязные ругательства все громче. Маккензи понял, что попал в ловушку. Шагнув к ней, он сказал:

— Успокойтесь!

Она не унималась, и тогда он закрыл ей рот ладонью. Эллен впилась в нее зубами. Маккензи схватил ее за плечо, стараясь оттолкнуть. Эллен истошно завопила, и сразу же возникло ощущение, что они в бане уже не одни.

Маккензи быстро обернулся. На пороге стоял сержант Питерс.

— Папочка, он хотел меня изнасиловать! — зашлась в крике Эллен.

— Она лжет! — спокойно произнес Маккензи и, отшвырнув девицу в сторону, в упор посмотрел на ее отца.

Тот, каменея лицом, уже расстегивал кобуру.

Сейчас пристрелит, мелькнула молнией догадка. Схватив со стола нож, Маккензи метнул его в сержанта.

В тот же миг раздался выстрел. Помещение бани заволокло дымом. Заголосила Эллен. Спустя мгновение ворвались солдаты. Маккензи вступил с ними в рукопашную, но силы оказались неравными. Питерс привел с собой роту солдат. Маккензи сбили с ног, и посыпались удары сапогами по голове, ребрам, животу. С особым остервенением солдаты пинали его по ягодицам, стараясь побольнее ударить в промежность.

А потом глаза застлала красная пелена, и Маккензи провалился в кромешную тьму.

Он медленно приходил в себя. Голова раскалывалась. Малейшее движение причиняло адскую боль. Маккензи долго не мог понять, где он.

Постепенно глаза освоились с темнотой. Вокруг тюки, коробки, свертки… Понятно! Он на складе.

Маккензи попытался привстать, но не смог. Ясно! Его связали. Сделав попытку дотянуться ладонью до лица, он скрипнул зубами от боли. Веревки, туго стягивавшие запястья и щиколотки, были перехвачены третьей веревкой. Не имея возможности распрямиться, Маккензи попробовал ослабить путы на запястьях, но тотчас острая боль полоснула грудную клетку.

Минуту он лежал не шевелясь. Было тихо. Снаружи не доносилось ни звука. Он напряг слух, но услышал лишь собственное прерывистое дыхание. Интересно, что сейчас — день или ночь? Дотянись он ладонью до лица, смог бы по отросшей щетине определить, как давно здесь валяется. Как только пришел в баню, сразу побрился. Сколько времени прошло? Часа четыре? Восемь? Может, больше? Неужели он убил Питерса?

Маккензи припомнил все, что происходило перед тем, как он потерял сознание. А может, все-таки Питерс остался жив? Вряд ли… Стреляя из ружья, он редко когда промахивается, а уж кидая нож, всегда попадает в цель.

Втянув в себя воздух, Маккензи ощутил запах крови и пота. Нда!.. Кажется, провалялся в беспамятстве не час и не два, а гораздо дольше.

В горле першило. Ужасно хотелось пить. Он пошевелился, и сразу же веревки врезались в кровоточащие раны. Забудь о боли и жажде! — приказал он себе. Это можно вытерпеть, а вот убийство сержанта американской армии будет стоить головы. А эта Эллен Питерс… Как она бесновалась! Он, видите ли, хотел ее изнасиловать. Пожалуй, ему не избежать виселицы. Даже Вейкфилд теперь его не спасет. Впрочем, не в его привычках ждать от кого-то помощи. В жизни следует полагаться лишь на самого себя. Это он давно понял. И на этот раз сумеет за себя постоять.

Не обращая внимания на адский огонь, полыхавший в растертых до живого мяса запястьях, Маккензи дотянулся зубами до веревок, стягивающих щиколотки, и, прижав колени к груди, стал перегрызать узлы.

Ну все! Кажется, его карьере пришел конец, с ужасом думал Пикеринг. У него в гарнизоне убийство и изнасилование. Преступник — лучший разведчик генерала. И сержант Террелл жаждет крови, потому что Питерс был его ближайшим другом.

— Вздернуть, и дело с концом! — требовал Террелл с пеной у рта. — Уж я заставлю его подольше помучиться.

Пикеринг нервно метался по комнате. То, что Маккензи виновен, не вызывало сомнений. Эллен, обливаясь слезами, поведала ужасную историю от начала и до конца. Ей понадобилось мыло, и она пошла в баню. Она и понятия не имела, что там кто-то моется. Грязный индеец схватил ее, хотел изнасиловать… Тут подоспел отец, бросился к ней на помощь… и вот зверски убит, заколот прямо на ее глазах. Полюбуйтесь, какие у нее синяки на руках!

Несмотря на ее дурную репутацию, ей поверили. Повесить мерзавца! Пусть другим дикарям неповадно будет.

Да, но самосуд?

Нет, пускай генерал сам разбирается со своим любимчиком, размышлял Пикеринг.

— Лейтенант, ну так что? — прервал Террелл затянувшуюся паузу.

За его спиной топтались солдаты, готовые немедленно линчевать краснокожего. Им было абсолютно все равно, к какому племени принадлежит Маккензи — шошонов, апачей… Индеец есть индеец. Они помнили своих зверски убитых индейцами товарищей.