Гордое сердце

Александра догадалась бы, что человек, стоящий у ее дверей, - отец Драмма, даже если бы ей не сказали об этом. Он тоже был высок и худощав, и с гордостью, с которой другой носил бы корону, он предъявлял свой замечательно большой орлиный нос. Пожилой граф так высоко держал серебристо-белую голову, что должен был смотреть сверху вниз на окружающих. Его лицо состояло из сплошных углов, кожа туго обтягивала скулы, лишь пара морщин образовывала жесткие линии у рта - так будет выглядеть Драмм, когда станет старше. Но губы у отца были тоньше, чем у Драмма, или он поджимал их, превращая рот в прямую линию. И глаза серые, как кремень. Им не хватает удивительной красоты, отличающей лазурные глаза его сына, и явно не хватает теплоты.

Новый гость одет безукоризненно - сочетание черного с белым, и единственные цветные нотки, дополняющие наряд, - это серебряный блеск гравированного набалдашника трости и золотой - монокля в затянутой в перчатку руке. По крайней мере он не стал разглядывать Александру в монокль, иначе сильно разозлил бы ее.

Жесткий, гордый человек, подумала она, и считает такие качества достоинством. Она узнала эту породу. Мистер Гаскойн, маленький, жилистый простолюдин, с личиком скорее обезьяньим, чем человеческим, тем не менее лучше всех понял бы этого аристократа.

- Я прибыл, чтобы повидать своего сына, - произнес он, слегка кивнув головой, что можно было принять за приветствие или за намерение наклониться, чтобы войти в низкую дверь. - Мне сообщили, что он здесь.

Высокомерный джентльмен даже не соизволил спросить ее имя, не говоря уже о том, чтобы представиться самому. Александра почувствовала, что начинает сердиться. Она, может быть, не привыкла общаться с графами, но жила с самым большим снобом во всей Англии и знает, как обходиться с непослушными мальчишками и невежливыми мужчинами, насколько бы знатными они ни были.

- Я - мисс Гаскойн, - надменно произнесла девушка, загораживая ему дорогу. - Поскольку его нельзя было переносить после несчастного случая, граф остался здесь с нами.

Гость остановился. Поднял брови.

- Я - Уинтертон, - сказал он, наклоняя голову, и теперь это был, без сомнения, поклон. - Могу я войти? И могу я, с вашего разрешения, повидать сына?

В его голосе прозвучала лишь тень неуверенности, когда он произносил слово "сын". Но этого было достаточно, чтобы Александра поняла: ее гость уязвим больше, чем позволяет себе показать. Она смягчилась. Наклонила голову и отступила.

- Да, конечно, ваше сиятельство. Он в комнате наверху. С ним сейчас его друг Эрик Форд, но я уверена, он будет рад вас видеть.

Граф заколебался.

- Как он?

Александра улыбнулась.

- Очень хорошо, ваша светлость. Он сломал ногу и ушиб голову, но уже поправляется, хотя не так быстро, как ему хотелось бы.

- Как это похоже на него, - ответил граф. Он вошел в маленький холл, продемонстрировав, что трость нужна лишь для эффекта, поскольку его походка была твердой и уверенной. Полный человек средних лет, весь в черном, последовал за графом.

- Прошу прощения, - с раздражением сказала Александра, потому что этого человека она не приглашала и ей уже начинало казаться, будто в ее доме двери нараспашку. - Полагаю, в комнате места хватит только для вашей светлости. Эрик Форд очень крупный мужчина.

- Майор Форд огромен, я знаю, - с тонкой улыбкой ответил граф. - Но для доктора должно хватить места, моя дорогая. Он прибыл из Лондона специально, чтобы обследовать моего сына.

Это прозвучало так, словно до сих пор Драммом занимался какой-то коновал, сердито подумала Александра.

- Доктор Пэйс вправил ему ногу тотчас после падения, - сказала она, пряча руки под передник, чтобы унять их дрожь. - Если бы он не сделал этого или сделал неидеально, то ваш сын остался бы хромым. А теперь, по мнению доктора, все идет великолепно. Он навещает вашего сына каждый день. Собственно, и сейчас должен прийти.

- Хорошо, - ответил граф, поднимаясь по лестнице, - Вы идете, доктор? кинул он через плечо.

- Я подожду, - сказал тот. - Незачем толпиться у пациента, или сердить его сиделку.

Сиделку! Александру захлестнула волна гнева. Если бы она была в лучшем платье - если бы у нее было лучшее платье. Но затем девушка успокоилась, поняв, что лучшее платье только заставило бы их думать, будто она более высокооплачиваемая сиделка.

Она вздохнула и пригласила доктора на кухню, предложив ему выпить чего-нибудь, потому что решила - ее могли назвать и кое-чем похуже. В конце концов гости Драмма так и поступили.

***

- Отец! - сказал Драмм. И попытался встать, старший граф помахал рукой.