Гордое сердце

Сначала она отвечала уклончиво. Но затем она обнаружила, что боится его и поэтому честно сказала:

— У меня работа.

— Извини! — сказал он и выскочил из кровати.

Он стоял, смотрел сверху вниз на Сюзан и кутался в халат. Губы его сжались, глаза потемнели, а голос стал таким холодным, что Сюзан испуганно схватила его за руку.

— Милый, — сказала она нежно. — Поцелуй меня, Блейк!

Он грубо поцеловал ее.

— Никогда мне больше не говори ничего подобного! — заявил он.

— Ты же любишь меня, Блейк, — умоляюще произнесла она.

— Я люблю тебя. Но оставайся такой, какой я тебя люблю.

Он ушел и не вернулся, как обычно, чтобы посмотреть, одета ли она. Она сразу же определила, что он злится. Они встретились в столовой за завтраком и, хотя она была мила и предупредительна, он оставался упрямо холоден к ней. Один раз она протянула к нему руку, но как раз в это время вошел Кроун, и она убрала ее.

Поев, он тотчас же ушел наверх. Сюзан смотрела ему вслед. Он мог быть таким пылким и таким холодным. Ей хотелось помчаться вслед за ним. Вместо этого она натянула пальто и шляпу и вышла на улицу. У тротуара стоял Банти; завидев ее, он прикоснулся к шляпе в знак приветствия.

— Я сегодня пойду пешком, Банти.

Этим утром она хотела пойти в свое ателье пешком, она не хотела ехать на машине Блейка. Сюзан повернула за угол и направилась дальше по улице. В городе были тысячи людей, которых она не знала. Но ей никогда не надоедало смотреть на них: на смуглые лица итальянцев, греков, на крепкие фигуры чехов и других славян, чьи лица были грубоватыми, но выразительными. Они рассматривали ее, когда она проходила мимо. Когда-нибудь она познакомится с ними. Они вели себя по-дружески, так как знали, что она сняла первый этаж дома номер 312. Они стояли, разинув рты, когда грузовик из Фейн Хилл привез огромные глыбы мрамора.

— Камни! — удивленно шептали дети.

— Я — скульптор, — объясняла она им. — Из камня я делаю разные вещи.

Они не знали, что на это ответить. «Ух ты!» — сказал наконец какой-то мальчишка. Затем они разлетелись, словно птичья стая. Ничто не привлекало надолго внимание этих городских детей, бросавших одну забаву ради другой. Достаточно было сирены пожарной машины или скорой помощи, склоки, ругани и полицейского свистка, как они все были тут.

Большое помещение было пустым, не считая ее мрамора, инструментов и одного стула. Сюзан была готова к работе. Здесь не было ничего, что удерживало бы ее от самой сильной ее страсти. Сюзан удовлетворенно осмотрелась вокруг себя. Она прошлась от одной глыбы мрамора к другой, прикасаясь к каждой рукой. Вчера она заехала в город и купила себе прекрасные инструменты. Те самые — тонкие, прекрасно сработанные, но одновременно и самые крепкие. Маленький рыжий продавец заливался соловьем:

— Вот это, барышня, последнее слово техники — прекрасная вещь! Видите? А еще…

Но Сюзан отодвинула в сторону все, кроме самых крепких и простых вещей.

— Не утруждайте себя понапрасну, прошу вас, — сказала она.

Сюзан задумчиво опустилась на стул. Она должна с чего-то начать, она должна подумать, что будет делать с этим мрамором. Она вдруг обнаружила, что здесь, где никогда не было Блейка, на приличном удалении от него, она думает только о нем. Она не бросала его — нет, она хочет сохранить все так, как есть. Но он должен признать за ней ее право быть самой собой. Они оба должны быть равны, сохраняя собственную индивидуальность, и любовь их будет совершеннее именно за счет взаимного дополнения.

— Я достигну этого, — сказала она решительно. — Я могу добиться всего, чего угодно.

В мыслях она возвращалась к прошедшим годам. Тогда для нее не было ничего невозможного. Ее энергия била через край. Тогда она прокричала в лицо Марку, что хочет всего. Теперь все ее разнообразнейшие потребности слились в одну огромную потребность работать. С Блейком она прожила каникулы — каникулы любви. И теперь она вернулась. Супружество — что оно значит для нее? Сюзан не знала.

«Такие, как я, пожалуй, не должны выходить замуж», — подумала она. Не Марк, не Блейк — она сама не была способна создать супружескую жизнь. Свой творческий потенциал она могла реализовать только в одиночестве, не нуждаясь ни в ком.

И, рассуждая так, она вновь ощутила острое и неизбывное одиночество.

«Блейк, Блейк!» — звала она в душе. Она хотела чувствовать его руки, хотела, чтобы он прикасался к ней, хотела, чтобы он был с ней, лишь бы прогнать сознание того, что она родилась одиночкой.

«Я никогда не была бы счастлива, если бы не вышла замуж, если бы у меня не было детей от Марка и если бы я не знала, что значит быть любимой Блейка. Это все тот же максимализм», — думала она грустно. Она имела все, а теперь даже и этого ей было недостаточно. В конце концов, она остается одна — одинокая в своем одиночестве.

«Я должна преодолеть это, — говорила она себе. — Я знаю себя». Когда умер Марк, она начала работать, только собрав воедино всю силу воли. Теперь же она снова нуждается в воле!