Гордое сердце

И Сюзан страстно обращалась к своему сердцу: «Нам всем надо быть свободными! Каждый, по крайней мере, внутри себя самого должен быть свободным. Никто не должен умереть, прежде чем он познает, что такое свобода!»

Когда Сюзан принесла наверх поднос с ужином, мать спала. Она проснулась от звука шагов и удивленно вскрикнула:

— Сюзан, почему?.. Ах, ведь я забыла! Всегда, когда усну, забываю, что случилось! — Она опять начала плакать, и Сюзан, поставив поднос, обняла ее. — Я всегда старалась делать все как можно лучше, — рыдала мать.

— Конечно же, родная, — сказала Сюзан. А про себя подумала: «Это тоже правда, и от всего этого разрывается сердце».

— Никто не мог делать больше, — сказала мать, утирая глаза.

— Никто, — повторила Сюзан тихо и подала матери поднос.

* * *

Она невыразимо затосковала по прошедшей здесь собственной жизни. Дом ее детства уже не принадлежал ей. Ее жизнь здесь закончилась со смертью отца. Ночью она не спала, ожидая Блейка, вспоминала старые времена и при этом сознавала, что, хотя мать и кормила и заботилась о них, но именно отец был тем, кто открыл им двери в мир. Как только появлялось нечто новое, он говаривал: «Попробуй это, попробуй — почему бы и нет?» Он первый вложил ей в руку карандаш, он купил ей первую глину для лепки. И Сюзан ощутила страстное желание лепить, глядя на его ловкие руки, вырезающие из древесины маленьких зверушек и птичек на забаву детям. Мать тогда крикнула: «Ну прямо как в свинарнике, посмотри на руки и на фартучек!» Но отец бросил на нее яростный взгляд. «Я уберу за ней», — сказал он, а когда Сюзан вылепила маленькую фигурку, похвалил ее. Затем они вместе пошли в ванную, и он тщательно отмывал ее руки. А после сказал: «Нет смысла стирать этот фартучек. Мы оставим его для лепки. Он тебе еще много раз понадобится». Маленький фартучек из голубого полотна он отнес наверх, повесил у себя в комнатке в мансарде и заметил: «Когда он тебе понадобится, возьмешь его здесь». У окна он приготовил для нее широкую доску, пристроив ее на стульях, положил на нее глину и поставил кружку с водой. «Ты можешь лепить здесь, чтобы не злить маму. Беспорядок, который идет на пользу, мне не мешает». И у этой доски прошли ее детские годы.

В ее памяти возникали бесчисленные мелочи, все, что он делал для нее, и Сюзан чувствовала нарастание невыносимой боли. Но у Мэри его великодушие натыкалось на сопротивление. Когда он побуждал ее к действию, Мэри словно окаменевала. «Не хочу», — отвечала она запальчиво. «Ну, хорошо», — ворчал отец и оживление исчезало с его лица. Как только Мэри уходила, он обнимал Сюзан: «Ты моя девочка, Сюзан, так ведь?»

Вечером пришла телеграмма от Мэри: «Глубоко скорблю. Приеду, если ты сочтешь это необходимым. Целую. Мэри». Сюзан даже не ответила. Она напишет ей, когда все будет окончено.

Около полуночи зазвонил телефон, в трубке раздался голос Блейка:

— Сюзан?

— Блейк, милый! — воскликнула она. — Мне так тебя недоставало!

— Я получил твоя записку только сейчас, — его голос звучал издалека и тихо. — Меня целый день не было дома, и мне не пришло в голову позвонить тебе… Сюзан, я страшно сожалею об этом. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Чувствую… Ах, Блейк, он умер так внезапно. Когда я приехала, он уже скончался.

— Это ужасно, дорогая! — Мгновение он молчал. Она слышала только гудение проводов и ждала, подавляя рыдания. Сейчас он скажет, что тотчас же приедет к ней!

Его голос возник снова:

— Сюзан, это для него намного лучше. Надеюсь, что смерть моего отца будет такой же легкой.

— Но я его уже не увижу. И весь дом такой пустой!

— Да, — Блейк слегка закашлялся. — Но твой отец был уже стар. Он хорошо прожил свою жизнь.

Ей хотелось закричать в трубку: «Да нет же, нет! Его жизнь была ему не в радость!» — но она сдержалась. Когда она слушала Блейка, ее пронизывала какая-то жуткая тоска.

— Блейк, можешь не приезжать, если не хочешь.

— Сюзан, милая, — сказал он немного строптиво, но извиняющимся тоном, — я никогда не хожу на похороны. Я, пожалуй, и на похороны своего отца не пойду. На свои собственные, видимо, придется. Ходить на похороны — это варварство. Если ты должна, то, конечно, иди. Но сразу же потом приезжай первым поездом домой. Нет смысла оставаться там и надрывать свою душу.

Она не отвечала, и он позвал:

— Сюзан, где ты? Ты слышишь меня?

— Да, слышу.

— Ты ведь понимаешь, что я чувствую?

— Да, конечно.

— Могу ли я что-нибудь еще сделать для тебя? Я сделаю все, ты же знаешь, за исключением…

— Нет, спасибо тебе, Блейк. Я иду спать. Спокойной ночи.

— Это будет лучше всего, — согласился он. — Спокойной ночи, Сюзан. — Его голос потерялся вдали, и Сюзан положила трубку.

Как она только могла думать вчера ночью — это было всего лишь вчера — что физическая связь между ними может воссоединить их?!

Поднимаясь вверх по лестнице, она внезапно начала плакать и уже не могла остановить потока слез. Она разделась, выкупалась и легла в постель, непрестанно вздрагивая от плача. Она поняла, что оплакивает нечто большее, чем смерть отца.