Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик

Я уже привык к тому, что в Западной Европе около вокзалов всегда полным-полно отелей, и был удивлен, что возле вокзала Ватерлоо находится всего лишь одна гостиница, да и то старая, построенная лет сто, если не больше, тому назад.

Получив ключ от номера, я смог убедиться, что со дня открытия отеля в нем явно ничего не изменилось, если не считать того, что газовое освещение было заменено электричеством. Номер поразил меня страшным холодом и неуютностью. Стены, пол, окна, казалось, источали тяжелый запах сырости. А за окном — дождь, темнота, незнакомый город. Все это создавало ощущение одиночества и потерянности (дома сейчас уже стояли долгие весенние вечера с голубой звездой над горизонтом, стеклянным, хрустким ледком...).

Приглядевшись, я заметил в пустом, давно нетопленном камине газовую печку. Рядом находился счетчик, в который нужно было опустить шиллинг, тогда печь включалась на пару часов.

Я бросил монету и, присев к огню, положил перед собой карту Лондона, купленную на вокзале. Оказалось, что я остановился на самом берегу Темзы, и стоило перейти мост Ватерлоо — так знакомый по знаменитому фильму, — и я попадал в центр города. Я еще не знал, что, по странному совпадению, начал свою английскую карьеру в нескольких шагах от того места, где ей суждено было много лет спустя закончиться.

«Все идет нормально, — сказал я себе, складывая карту. — Доехал ты хорошо. Завтра мир посветлеет... А чтобы не терять времени, пойди-ка сейчас на улицу и поброди по городу».

Прогулка хорошо помогала в таких случаях. И, подняв воротник габардинового плаща, я вышел на улицу, сразу пожалев, что не догадался обзавестись в Канаде зонтом.

Вечерний дождливый Лондон впервые демонстрировал мне себя. Он был весьма недурен собой, этот Лондон. Нарядно освещенный. Может быть, чуточку самоуверенный. Украшенный яркой, но не крикливой рекламой — ее огни мягко стелились по мокрым мостовым. Выдержанный в строго деловом и торжественном стиле. Город, в богатстве которого никому не приходило в голову сомневаться.

Как со старым знакомым, встретился я с мостом Ватерлоо. Похлопал его по парапету, за которым мрачновато катила маслянистые воды Темза. Постоял, наблюдая, как внизу, под ногами пропыхтел буксир с двумя груженными песком баржами. Потом перешел на другую сторону речки и зашагал к Трафальгарской площади, чтобы поглядеть на колонну Нельсона, воздвигнутую в честь победы знаменитого адмирала над французским флотом у мыса Трафальгар.

Это была та часть Лондона, которую я довольно ясно представлял себе, загодя познакомившись с ней по карте. От Трафальгарской площади я мог теперь направиться по самой широкой улице английской столицы — Уайтхоллу в сторону парламента, но счел визит туда преждевременным. Прошел мимо украшенного колоннадой здания Национальной картинной галереи и повернул направо к Пиккадилли — фактическому центру Лондона, который часто называют туристской Меккой.

Официально же центром Лондона считается так называемая Мраморная арка, довольно претенциозное сооружение, установленное на углу Гайд-Парка. Именно от нее исчисляется расстояние по всем шоссейным дорогам из Лондона. Первоначально арку построили как парадный въезд в Букингемский дворец, но проектировщики ошиблись в расчете, оказалось, что королевский экипаж в нее не проходит. Пришлось арку разобрать. Рачительные отцы города не захотели списывать ее в убыток и водрузили на углу Гайд-Парка, где она лишь мешает движению. Со временем невезучей арке все же нашли применение: построили в ней камеры для особо буйных ораторов, выступающих в Гайд-Парке.

Тут я набрел на один из знаменитых лондонских «корнер-хаузов» («угловых домов») фирмы «Лайонз». По сути, это целые комбинаты общественного питания, этажи которых занимают самые разнообразные заведения — от прилавка, где можно выпить чашку кофе с булочкой, до ресторана. Я зашел туда поужинать, и знакомство с английской кухней сразу же заставило меня понять, что без квартиры с кухней, где бы я сам готовил себе хотя бы раз в день, тут не обойтись. Впрочем, потом я убедился, что можно недорого и вкусно столоваться в многочисленных кафе и небольших ресторанах «континентального типа» — итальянских, французских, испанских, греческих.

После ужина я еще немного побродил по городу и вернулся в гостиницу. Газ продолжал гореть, и в комнате стало теплее. Я сбросил промокший плащ, повесил его на дверцу шкафа, достал из чемодана пижаму, переоделся и, полистав не очень свежий номер «Лондон иллюстрейтед ньюс», забытый кем-то из моих предшественников на ночном столике, выключил свет.

Конон Молодый (примечание на полях рукописи):