Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик

Узенькая исписанная цифрами ленточка папиросной бумаги, которая все еще лежала передо мной на полированной поверхности стола и которую надлежало сейчас же уничтожить, только что сообщила мне, что Центр считает необходимым мое присутствие на дебатах в парламенте по внешней политике правительства Ее Величества.

Было время знаменитого «Суэцкого кризиса». Англия навсегда прощалась с Египтом, теряя заодно и Суэцкий канал. Британский лев грозно рычал, стараясь показать всему миру, что не собирается отдавать свою добычу. В воздухе попахивало войной. Оказаться в среде парламентариев в этой обстановке было крайне важно.

Дебаты должны были начаться на другой день. Времени оставалось в обрез.

Но как попасть в парламент?

Я перебрал в уме всех своих более или менее высокопоставленных знакомых и нашел, что, пожалуй, надежнее всего обратиться в лигу, к мисс Пауэлл. Несколько дней назад, вернувшись из короткой поездки в Париж, я преподнес ей флакончик духов «Ша нуар» и блок американских сигарет.

Одинокая, стареющая женщина, воспитание которой, как это часто бывает с обедневшими аристократками, было значительно выше ее сегодняшнего общественного положения, мисс Пауэлл безмерно радовалась всякому знаку внимания.

— Говорит Лонсдейл, — сказал я в трубку, услышав энергичный голос сотрудницы лиги.

— Узнаю, Гордон. Рада тебя слышать? Как дела?

— Спасибо, все хорошо. А ты как, Элизабет?

— Как обычно. Полна оптимизма и положенной по должности энергии, — усмехнувшись, бодро ответила мисс Пауэлл. — Ты о чем-то собираешься меня просить, Гордон?

— Ты попала в самую точку.

— Тогда говори, а то мы скоро закрываем контору...

— Ты не могла бы помочь, — тут я сделал паузу, которая должна была подчеркнуть значительность просьбы, — попасть на дебаты в парламент?

— Только и всего?

— Разве мало?

— Решил стать политиком?

— Ну, знаешь, университет, Африка... Всегда полезно послушать такие вещи из первых уст...

— Когда дебаты?

— Завтра.

— Не вешай трубку, я поговорю по другому телефону. Тут же я услышал, как всемогущая мисс Пауэлл звонит

активному деятелю лиги члену парламента сэру Джоселину Люкасу и любезнейшим голосом просит его устроить пригласительный билет на «скамью выдающихся посетителей» одному «чрезвычайно симпатичному канадцу по фамилии Лонсдейл».

— Гордон ты слышал наш разговор?

— Конечно.

— Сэр Джоселин говорит, что билет у тебя в кармане...

— Спасибо, Элизабет.

Сэр Джоселин не подвел лигу: я назвал его имя одному из монументальных «бобби», дежуривших у входа в парламент. Тот вошел в здание и скоро появился с молодым энергичным джентльменом.

— Я секретарь сэра Джоселина, — заученно улыбаясь, произнес джентльмен. — Вот ваш пригласительный билет. Я провожу вас... — он протянул кусочек белого картона.

Энергичный молодой человек не без торжественности провел меня на галерею палаты общин и усадил в одну из лож. Я осмотрелся. Я впервые попал в парламент и был поражен размерами зала, где заседал высший законодательный орган Великобритании. Зал оказался крохотным и даже по-своему уютным. Может быть, потому, что хранил на себе всегда для нас трогательную печать старины, может, просто был так спроектирован. При желании можно было свободно переговариваться с любым членом парламента — расстояние между противоположными сторонами составляло всего лишь несколько метров. Это было похоже скорее на студенческую аудиторию, нежели на торжественно-официальное помещение. Но оно и не предназначалось ни для каких церемоний.

Тут говорили. Обсуждали. Спорили, утверждая и укрепляя тот строй, которому верно служили господа в черных сюртуках, заполнившие крохотный зал.

В тот день палата общин была набита битком, некоторые парламентарии даже стояли в проходах, поскольку в английском парламенте нет постоянных мест, закрепленных за отдельными членами парламента, и скамеек всем не хватает. Лишь за членами правительства и «теневым кабинетом», то есть руководством верноподданнической оппозиции Ее Величества, закреплены передние лавки по обеим сторонам длинного стола, расположенного у возвышения, на котором восседает спикер палаты общин.

Обитатели передних скамей вели себя поразительно непринужденно — двое почти лежали на сиденье, чуть ли не положив ноги на стол. Одно место в первом ряду рядом с проходом от скамьи правительства оставалось свободным, и я не мог понять, почему его не занимал никто из стоящих в проходе. Неожиданно по залу пронесся какой-то шумок, и все взоры устремились ко входу в палату. Оттуда показалась полная старческая фигура, дрожащей походкой проковылявшая к этому единственно свободному в зале месту. Когда старец сел, я увидел его лицо и мгновенно узнал — это был Уинстон Черчилль — «самый великий из живущих ныне англичан», как его любили называть в прессе. С большим интересом я рассматривал человека, который в свое время призывал удушить Советскую власть в колыбели, но волею судьбы был вынужден стать нашим союзником во второй мировой войне.