Гордость и предубеждение

— Уверяю вас, я совершенно не придерживаюсь мненья, — изрек он, — будто подобный бал, данный молодым человеком прекрасной репутации для уважаемых людей, может склонить ко злу; и я до того далек от возражений против танцев, что надеюсь иметь честь за вечер протанцовать со всеми моими племянницами; я пользуюсь сей возможностью, дабы особо просить вас, госпожа Элизабет, на первые два танца — предпочтенье, кое, надеюсь, моя племянница Джейн не истолкует превратно и не припишет неуваженью к ней.

Элизабет была загнана в угол. Она со всей решимостью намеревалась сии два танца пробыть с Уикэмом — и взамен получить г-на Коллинза! Жизнерадостность ее избрала на редкость неудачную минуту. Однако делать было нечего. Счастье г-на Уикэма и ее собственное по необходимости несколько отдалилось, а предложенье г-на Коллинза было принято с изяществом, на кое только Элизабет смогла себя подвигнуть. Она подозревала, что галантность его намекает на нечто большее, и сия мысль отнюдь не утешала. Ныне Элизабет впервые пришло в голову, что средь сестер она избрана достойной обратиться в хозяйку Хансфорда и составлять партию в три семерки в Розингсе за отсутствием более пригодных к сему гостей. Подозренье обратилось в убежденность, когда Элизабет стала замечать его растущую любезность и слышать, как он то и дело пытается отвесить комплимент ее остроумью и живости, и воздействие собственного очарованья скорее изумляло ее, нежели радовало; а вскоре г-жа Беннет дала понять, что ей возможность подобного брака весьма приятна. Элизабет, впрочем, предпочла не распознать намека, вполне сознавая, что любой ответ повлечет за собою серьезный диспут. Быть может, г-н Коллинз никогда не сделает предложенья, а пока он предложенья не сделал, без толку из-за него ссориться.

Не будь бала в Незерфилде, кой занимал руки и языки, младшие сестры Беннет пребывали бы в жалком положеньи, ибо со дня приглашенья до самого бала зарядил дождь, ни единожды не позволивший им прогуляться в Меритон. Ни тетушки, ни офицеров, ни сплетен; самые розочки на туфли пришлось заказывать с доставкою. Даже терпенье Элизабет было несколько истощено погодою, коя совершенно заморозила развитие ее знакомства с г-ном Уикэмом, и лишь танцы во вторник, не меньше, способны были помочь Китти и Лидии стерпеть подобные пятницу, субботу, воскресенье и понедельник.

Глава XVIII

Пока Элизабет не вступила в гостиную Незерфилда и средь алых мундиров тщетно не поискала глазами г-на Уикэма, сомненье в его присутствии ни разу не посещало ее. Уверенности во встрече с ним не охладило ни единое воспоминанье из тех, что могли бы встревожить довольно резонно. Элизабет нарядилась тщательнее обыкновенного и воодушевленно приготовилась завоевывать все, что осталось непокоренного в его сердце, полагая, что задача сия вряд ли займет более одного вечера. Но тотчас ее посетило чудовищное подозренье, что, приглашая офицеров, Бингли нарочно обошли Уикэма ради удовольствия Дарси, и, хотя положенье оказалось несколько иным, непреложный факт его отсутствия был возвещен г-ном Денни, к каковому пылко обратилась Лидия и каковой сообщил дамам, что накануне Уикэм отбыл в город по делам и еще не вернулся, — и прибавил с понимающей улыбкою:

— Полагаю, дела вряд ли вызвали бы его прочь отсюда именно теперь, если б он не желал избежать встречи с неким джентльменом.

Сии сведенья, не услышанные Лидией, уловила Элизабет, и поскольку они убедили ее в том, что Дарси не менее виновен в отсутствии Уикэма, нежели если бы ее первое предположенье оказалось верно, неприязнь к Дарси так обострилась мгновенным разочарованьем, что Элизабет еле нашла в себе силы со сносной любезностью ответить на вежливые вопросы, задать кои он тут же подошел сам. Вниманье, снисходительность, терпимость к Дарси оскорбляли Уикэма. Элизабет полна была решимости избежать любой беседы с Дарси и отвернулась с обидою, кою не вполне подавила, даже беседуя с г-ном Бингли, чья слепая пристрастность подначивала ее.

Однако Элизабет не создана была для обид, и хотя все ее надежды на вечер были уничтожены, сие не могло надолго омрачить ее духа; изложив свои горести Шарлотте Лукас, с коей не виделась неделю, Элизабет вскоре смогла отвлечься на причуды двоюродного дяди и углубиться в созерцанье оного. Первые два танца, впрочем, вновь повергли ее в расстройство — то были танцы униженья. Г-н Коллинз, неловкий и чопорный, сосредоточенье заменявший извиненьями и зачастую, сам того не замечая, двигавшийся неверно, одарил ее всем стыдом и страданьем, какие только может подарить неприятный партнер на протяженьи двух танцев. В минуту освобожденья от него Элизабет пережила экстаз.