Гордость и предубеждение

— По-моему, мы вовсе не беседовали. Вряд ли сэру Уильяму могла бы попасться пара, коей менее нашего было бы что сказать. Мы уже безуспешно опробовали две или три темы, и о чем станем говорить дальше, я не имею представленья.

— Что думаете вы о книгах? — с улыбкою спросил он.

— Книги — о нет! Я совершенно уверена, что мы не читаем одно и то же — или же со сходными чувствами.

— Мне жаль, что вы так думаете; но в сем случае нам не нужно более искать тему. Мы можем сравнить наши мненья.

— Нет, я не могу беседовать о книгах в бальной зале — голова моя всегда полна иного.

— В подобной обстановке вас всегда занимает сиюминутное, правда? — спросил он, с сомнением воззрившись на нее.

— Да, всегда, — отвечала она, сама не сознавая, что говорит, ибо мысли ее улетели прочь, что вскоре было явлено внезапной ее репликою: — Я помню, однажды вы сказали, господин Дарси, что редко прощаете и обида ваша, едва возникнув, становится неутолимой. Вы, полагаю, крайне осмотрительны при ее возникновении.

— Да, — твердо отвечал он.

— И никогда не допускаете, чтобы предубежденье ослепило вас?

— Надеюсь, нет.

— Тем, кто никогда не меняет мненья, особо надлежит судить как до́лжно с самого начала.

— Могу ли я спросить, к чему сии вопросы?

— Всего лишь к иллюстрации вашего характера, — отвечала она, пытаясь стряхнуть серьезность. — Я стараюсь в нем разобраться.

— И преуспели?

Она покачала головою:

— Я вовсе его не постигаю. Я слышу столь разные отзывы о вас, и они беспредельно меня озадачивают.

— Я охотно верю, — серьезно ответил он, — что отзывы обо мне могут быть весьма разнообразны, и я бы желал, госпожа Беннет, чтобы вы не писали эскиза моего характера прямо сейчас, ибо имеются резоны предположить, что достиженья ваши не отдадут должного нам обоим.

— Но если я не сделаю наброска ныне, мне может не представиться иной возможности.

— Я ни в коем случае не отсрочу любого вашего удовольствия, — холодно отвечал он. Элизабет ничего более не сказала; они протанцовали следующий танец и расстались в молчаньи, оба недовольные, хотя и не в равной степени, ибо чувство в груди Дарси уже пристойно разгорелось, а посему даровало Элизабет прощенье и весь гнев направило на другого.

Вскоре после того, как они расстались, юная г-жа Бингли приблизилась к Элизабет с гримасою вежливого пренебреженья и заговорила следующим манером:

— Итак, госпожа Элайза, говорят, вы немало восторгаетесь Джорджем Уикэмом! Ваша сестра беседовала о нем со мною и задала тысячу вопросов; полагаю, сей молодой человек, описывая прочие свои связи, позабыл сообщить вам, что приходится сыном старику Уикэму, управителю покойного господина Дарси. Дозвольте мне, впрочем, на правах друга посоветовать вам не верить всем его утвержденьям безоговорочно; несправедливость к нему господина Дарси — совершеннейшая ложь, ибо, напротив, господин Дарси был неизменно очень добр к нему, хотя Джордж Уикэм обошелся с господином Дарси манером весьма бесчестным. Я не ведаю подробностей, однако прекрасно осведомлена о том, что господин Дарси нисколько не виноват, что он слышать не может имени Джорджа Уикэма и что брат мой, хотя полагал, будто не сможет с изяществом исключить Джорджа Уикэма из приглашенья всех офицеров, был беспредельно рад узнать, что тот убрался сам. Его приезд сюда — редкостная дерзость, и я не понимаю, как сие пришло ему в голову. Мне жаль, госпожа Элайза, что вы обнаружили провинность вашего любимца, однако, говоря по чести, если иметь в виду его происхожденье, от Уикэма не следовало ожидать ничего лучше.

— Провинность его и происхожденье, судя по вашему рассказу, друг другу тождественны, — сердито отвечала Элизабет, — ибо, насколько я постигла, ваше серьезнейшее ему обвиненье — в том, что он сын управителя господина Дарси, а об этом, уверяю вас, он известил меня сам.

— Молю вас о прощеньи, — отвечала юная г-жа Бингли и с усмешкою отвернулась. — Извините за вмешательство. Я хотела как лучше.

«Наглая девчонка! — сказала себе Элизабет. — Ты сильно заблуждаешься, если намерена повлиять на меня столь низкими нападками. Я не вижу в них ничего, помимо твоего умышленного невежества и злонамеренности господина Дарси». Затем она отправилась на поиски старшей сестры, коя пообещала опросить на тот же предмет г-на Бингли. Джейн встретила ее улыбкою столь довольной и обаятельной, таким сияньем блаженства, что не приходилось сомневаться, сколь приятны ей событья вечера. Элизабет тотчас распознала ее чувства, и в сей миг помыслы о Уикэме, обида на его недругов и все прочее уступили место надежде на то, что Джейн прямой дорогою движется к счастью.

— Я хотела узнать, — сказала Элизабет, равно широко улыбаясь, — что ты выяснила о господине Уикэме. Но, возможно, ты была чересчур сладостно занята, чтобы думать о третьих лицах, — в каковом случае, не усомнись, я тебя прощаю.