Гордость и предубеждение

Элизабет тихонько вышла из комнаты, Джейн и Китти последовали за нею, однако Лидия не отступала, вознамерившись услышать все, что возможно, а Шарлотта, поначалу задержанная любезностями г-на Коллинза, чьи вопросы о ней самой и ее семействе были крайне обстоятельны, а затем легким любопытством, удовлетворилась тем, что отошла к окну и притворилась, будто не слушает. Скорбным голосом г-жа Беннет открыла намеченную беседу нижеследующим:

— Ах, господин Коллинз…

— Дражайшая моя сударыня, — отвечал он, — станемте хранить по сему поводу строжайшее молчанье. Я далек от того, — вскоре продолжал он, всем тоном своим подчеркивая неудовольствие, — чтобы сердиться на поведенье вашей дочери. Смиренье пред неизбежным злом — наш общий долг, и в особенности долг молодого человека, бывшего, подобно мне, удачливым на заре карьеры; я уверен, что смирился. Вероятно, сему я не менее обязан сомненьям в безусловном моем счастии, удостой моя неотразимая племянница меня согласьем, ибо я не раз наблюдал, что смиренье совершеннее всего, когда благословенье, в коем нам отказано, начинает отчасти терять свою ценность. Вы не сочтете, надеюсь, будто я являю неуваженье к вашему семейству, моя дражайшая сударыня, ныне отрекаясь от моих притязаний на милость вашей дочери и не оказывая вам и господину Беннету чести, прося вас во имя моих устремлений навязать госпоже Элизабет вашу власть. Боюсь, я повел себя недолжным образом, восприняв отказ из уст вашей дочери, а не из ваших. Но все мы порою ошибаемся. Намеренья мои были определенно благими с самого начала. Целью своей полагал я найти милую спутницу для себя, не забывая о преимуществах для всей вашей семьи, и если манеры мои хоть сколько-нибудь достойны были порицанья, я умоляю меня простить.

Глава XXI

Дебаты о предложеньи г-на Коллинза подошли к концу, и Элизабет переживала лишь неловкость, неизбежно сие предложенье сопровождавшую, и редкие сварливые намеки матери. Что же до джентльмена, чувства его выражались главным образом не смущеньем, уныньем или же попытками племянницу избегать, но чопорностью манер и оскорбленным молчаньем. Он едва с нею заговаривал, а усердное вниманье, кое он сам столь остро сознавал, на остаток дня устремлено было на юную г-жу Лукас, каковая выслушивала г-на Коллинза с любезностью, вовремя принесшей облегченье всем, а в особенности подруге.

Следующий день не поправил дурного расположенья духа и ослабленного здоровья г-жи Беннет. Г-н Коллинз пребывал охвачен раздосадованной гордостью. Элизабет надеялась, что обида сократит его визит, однако намеренья двоюродного дяди не претерпели изменений. Он намеревался отбыть в субботу, а потому до субботы планировал оставаться.

После завтрака девушки пешком отправились в Меритон, дабы узнать, вернулся ли г-н Уикэм, и посетовать на его отсутствие на балу в Незерфилде. Г-н Уикэм присоединился к ним на городской окраине и сопроводил их к тетушке, где все хорошенько поговорили о его сожаленьи и досаде, а равно о всеобщих волненьях. Элизабет, впрочем, г-н Уикэм добровольно признался, что действительно сам понудил себя к отсутствию.

— По приближеньи бала я счел, — сказал он, — что мне лучше не встречаться с господином Дарси: я вряд ли вынесу пребыванье с ним в одной зале, в одном обществе столько часов, и вероятны сцены, кои будут неприятны не только мне.

Она одобрила его терпимость; они располагали временем для подробного обсужденья оной и для всех похвал, коими они любезно одарили друг друга, ибо Уикэм и еще один офицер сопроводили дам в Лонгборн, а во время прогулки Уикэм обращал на Элизабет особое вниманье. Проводы сии обладали двойным преимуществом: Элизабет чувствовала, что галантность его присутствия обращена лишь на нее, и ей выдался крайне желанный случай представить Уикэма отцу и матери.

Вскоре по их возвращеньи юной г-же Беннет доставили письмо — оно адресовалось из Незерфилда и тотчас было вскрыто. Конверт содержал листок изысканной глянцевой бумаги, сплошь покрытый прекрасным текучим женским почерком, и Элизабет видела, как меняется лицо сестры, пока та читает и сосредоточенно перечитывает некоторые пассажи. Джейн вскоре опомнилась и, отложив письмо, попыталась с обычной своей жизнерадостностью вступить в общую беседу, однако Элизабет охватила тревога, отвлекшая ее даже от Уикэма, и едва он и его спутник откланялись, Джейн взглядом попросила сопроводить ее наверх.

Когда они очутились у себя, Джейн извлекла письмо и сказала:

— Это от Кэролайн Бингли, и суть немало меня удивляет. Все уже отбыли из Незерфилда, направляются в город и возвращаться вовсе не намерены. Ты послушай, что она пишет. Она вслух прочла начало, в коем содержались сведенья о том, что обитатели Незерфилда нынче решили последовать за братом в город и намереваются сегодня отобедать на Гроувнор-стрит, где проживает г-н Хёрст. Дальнейшее фразировалось следующим манером: