Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Конфликт между королем и народными избранниками тоже не был в новинку для Англии. Веком раньше Карл I так и не смог распустить созванный им парламент, позже названный «долгим». Парламент вынудил короля поделиться властью, и когда король попытался арестовать пятерых его членов, попросту выдворил зарвавшегося монарха из столицы. О последовавших за этим бурных годах английской революции, казни Карла I, правлении Оливера Кромвеля и последующей реставрации монархии помнили все. И сейчас сторонники реформ надеялись, что французам удастся не упустить свой шанс построить более справедливое и гармоничное общество, чей пример вдохновил бы и англичан на перемены.

И поначалу казалось, что эти надежды небезосновательны.

9 июля собрание провозгласило свое право создать конституцию Франции.

13 июля была учреждена национальная гвардия и разграблены Арсенал, Дом Инвалидов и городская мэрия.

14 июля парижане, желая защитить собрание от посягательств королевских войск, осадили символ королевской власти – Бастилию, требуя, чтобы им выдали хранившийся там порох. После недолгого сопротивления гарнизон решил сдаться. Горожане повесили нескольких офицеров и растерзали коменданта. Его отрубленную голову толпа водрузила на пику и обошла с нею город.

Эти кровавые события не отпугнули англичан – во время английской революции крови пролилось не меньше. Они с нетерпением ждали первых декретов новой власти. И не обманулись в своих ожиданиях.

4–11 августа собрание приняло ряд декретов об отмене сословных привилегий.

26 августа Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, документ эпохального значения, на который будут ссылаться при любом удобном случае демократы и либералы в течение как минимум ближайших трехсот лет. Декларация признавала, что «естественными и неотъемлемыми правами человека» являются «свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». В первой статье Декларации утверждалось, что «люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Остальные статьи предусматривали право всех граждан лично участвовать в издании законов и устанавливать налоги, свободу совести, вероисповедания, слова, печати и выбора любых занятий.

Дебют публицистки

Теперь друзья Мэри не могли оставаться сторонними наблюдателями. Повсюду в их стране клеймили французов и французскую революцию, с ужасом рассказывали о том, как в октябре 1789 года 6000 женщин, требовавших у короля хлеба, подняли на ноги рабочих и Национальную гвардию, ворвались в Версаль и арестовали королевское семейство. «Помяните мои слова, добром это не кончится!» – твердили англичане, вспоминая свою революцию и казнь Карла I.

9 февраля 1790 года ирландский политик Эдмунд Берк произнес в парламенте речь, в которой предостерегал англичан от обольщения идеалами французской революции. В том же году он издал книгу «Размышления о революции во Франции», где выражал еще больший скептицизм, и спрашивал: «Должен ли я поздравлять убийцу или разбойника с большой дороги, разбившего оковы тюрьмы, с обретением им своих естественных прав?». Он писал о том, что английский народ благоразумно отказался от добытых в результате революции прав «выбирать наших правителей, низлагать их в случае дурного правления и самим создавать правительство» и призывал французов последовать этому примеру, признать низложение короля незаконным и почтительно вернуть монарха на трон. Немало страниц в своем трактате Берк посвятил страданиям августейшего семейства. «Банда злодеев и убийц, пахнущих только что пролитой кровью, ворвалась в покои королевы, и сотни ударов штыками и кинжалами обрушились на ложе, с которого преследуемая женщина едва успела соскользнуть, почти голая, и броситься через тайный ход, ища спасения у ног супруга и короля, жизнь которого в этот момент тоже не была в безопасности, – писал он. – Затем король и королева с несовершеннолетними детьми (еще совсем недавно бывшими гордостью и надеждой великого и великодушного народа) были вынуждены покинуть свое убежище в великолепнейшем в мире дворце, откуда они вышли, пробиваясь между грудами изувеченных кровоточащих тел, утопая в крови, пролитой во время побоища… После того как в медленной пытке двенадцати миль, растянутых на бесконечные шесть часов, король и королева каплю за каплей испили горечь, большую, чем горечь смерти, они были взяты под стражу, состоящую из тех самых солдат, которые вели их к знаменитому триумфу, и заключены в одном из старых парижских дворцов, превращенном в Бастилию для королей».