Через час его руки казались оболочками, наполненными расплавленным свинцом. Он едва держался на ногах, с тру-14 Гордость Карфагена дом переступая через мертвых, застревая в сплетении тел и поскальзываясь на чьем-то окровавленном паху. Имко не имел понятия, скольких он убил. Он не представлял, какая из армий выигрывала битву. Для него сражение проходило в более мелкой шкале: между ним и кем-то другим — между ним и новым противником. Иногда он удивлялся, что все еще жив. Он знал, что может выйти из боя. Одна часть его ума хотела продолжать резню, но другая твердила, что он уже едва поднимает клинок. Отступив назад, Имко прокричал через плечо, чтобы кто-нибудь занял его место. Через несколько мгновений он отошел на сотню шагов от переднего края, упал на колени в чахлую траву среди кучки других ветеранов и, задыхаясь, ловя ртом воздух и сочась кровью, попросил воды. В конечном счете, воды он так и не получил, но смог немного отдохнуть.
Вака остался бы на этом месте дольше, если бы гигант Бомилькар не подбежал к отдыхавшим солдатам и не приказал им продолжить побоище.
— Рим должен умереть сегодня! — крикнул он. — Прямо сейчас! В это мгновение!
Он бранился, пинками поднимал людей на ноги, хлопал их по спинам огромными ладонями и даже бил солдат мечом по шлемам. Он находился в странном настроении — веселом и одновременно яростном.
— Держите клинки мокрыми! Пусть ваше оружие не испытывает жажды!
Приблизившись к их группе, он выбрал Имко наугад. Генерал положил руки на плечи Ваки, вцепился в одежду и одним рывком поднял его на ноги. Он спросил у Имко, как его зовут, и затем, услышав имя, прокричал вопрос:
— Твой меч сухой?
Имко хотел посмотреть на клинок, но гигант схватил его за подбородок.
— Мужчине не нужно проверять оружие. Он чувствует его нутром. Сухой меч похож на вялый пенис. А вялым пенисом не трахнешь женщину. Если ты не трахаешь кого-то, то тогда тебя самого начнут трахать. Ты понял меня?
Имко не посмел сказать ни слова. Он только кивнул головой. Бомилькар скривил губы в широкой усмешке, которой хватило бы для двух человек.
— Имко Бака, мы победим их! Вот увидишь! Переживи этот день, и Ганнибал услышит о твоей храбрости!
Он развернул Имко лицом к вражеской колонне, подтолкнул его в спину и направился к следующей группе отдыхавших солдат.
Когда Бака вернулся на переднюю линию фронта, что-то изменилось. Он перестал испытывать страх. Ему уже не нужно было пригибаться и отскакивать назад, парируя выпады. В нем появилось новое спокойствие, и он понял, что остальные ветераны тоже обрели эту уверенность в себе. В их движениях отсутствовала суетливая прыть легионеров, но они, как медленный прилив, поглощали собой ряды врагов. Возможно, они догадывались, что битва была уже выиграна ими. Его клинок все чаще пронзал животы и шеи людей, смотревших на него. Он почти не думал о движениях. Эх, видела бы его сейчас та красивая женщина! Возможно, ему посчастливится, и он найдет для нее подарок среди мертвых тел — кольцо, медальон или шлем, украшенный драгоценностями. Он чувствовал, как его меч дробил кости или проскальзывал между ребрами. Но в то же время Имко грезил, как он подходит к ней на цыпочках и, застав ее врасплох, обхватывает руками ее талию, а затем надевает на шею цепочку с золотым кулоном. Он мог бы сказать, в какие части тела попадал его меч. Вака различал их по текстуре — по тому, как ткани раздвигались или сопротивлялись клинку. Ив то же время его мысли витали в другом месте. Может быть, лучше купить ей что-нибудь? К примеру, связку жемчуга? Его оружие стало продолжением руки — острым когтем, который резал все, к чему прикасался. А перед глазами стоял тихий остров, с большой скалой, поднимавшейся из лазурного моря, и там, за деревьями, стоял их дом с фиговыми деревьями и оливковой рощей, с овечками и козами...
В какой-то момент его истощение перешло за ту грань, где реальность сражения слилась с фантазией. Голова пульсировала от острой боли, возникшей из ниоткуда. На этот раз он не стал уходить с поля боя. Имко опустился на кучу мертвых и полумертвых тел, не обращая внимания на зловонные запахи крови, выпотрошенных внутренностей и испражнений. Не осознавая своих действий, если только подобное вообще возможно на поле брани, он лег на окровавленные трупы и провалился в тяжелую дрему. Когда Вака проснулся, его лицо было прижато к щеке итальянца. Он словно целовал его в порыве страсти. В тот день Имко пережил много ощущений, но одно из них задержалось в памяти дольше остальных и преследовало его позже целую неделю. Это было грубая щекотка на щеке от щетины мертвеца и вкус его слюны. Он мог бы даже перечислить, чем завтракал убитый незнакомец.