Гордость Карфагена

Консул направил на него коня, и Публий едва успел отпрыгнуть в сторону. Изумленный словами и отношением Варрона, он позволил ему уехать. Этот день шокировал его до глубины души. Он снова посмотрел на поле боя и понял, что там ничего не изменилось. Люди по-прежнему умирали сотнями и тысячами. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы покинуть сражение. Он ничего не мог сделать для людей, загнанных в ловушку смерти. Спасая нескольких из них, он просто погиб бы в бою. Прокричав приказ отряду и тем, кто плелся сзади, он направился в Канузиум.

Они достигли города поздним вечером. Ворота были открыты настежь. На улицах мелькали огни факелов. Солдаты местного гарнизона стояли на стенах крепости и с ужасом смотрели на беспорядочную цепочку легионеров, возвращавшихся с равнины. В их расширенных глазах застыл страх близости Ганнибала. Раненые и уцелевшие солдаты заняли все улицы и площади. Лаэлий пошел искать других офицеров. Публий, едва отдышавшись после долгой скачки, попытался успокоить людей. Он подбадривал солдат, напоминал им о том, что они остались живы, и расспрашивал их о командирах.

Все плыло перед ним как в тумане. Он почти не слышал ответов. Казалось, что внутри него сидело другое существо, которое заставляло молодого Сципиона шагать, совершать какие-то действия, двигаться и говорить слова. Настоящий же Публий пребывал в смятении. Кровавые образы сражения затемняли ему окружавший его мир. В гомоне людей он слышал голос отца и вспоминал его наставления о выполнении многочисленных обязанностей. Сама мысль об этих добрых и тихих мгновениях жизни терзала его больше, чем судороги онемевшего тела. Каким наивным юношей он был! Фактически, он ничего не знал до этого дня! И даже теперь он ничего не знал! Страшное озарение ударило Публия, словно молотом — признание собственного невежества и внуша ющая ужас возможность того, что мир не таков, каким он представлял его себе прежде. Похоже, он навсегда переступил порог своей простодушной юности.

Едва Сципион присел у костра, чтобы немного отдохнуть, его окликнули и сообщили новость, от которой он вышел из ступора. Лаэлий прибежал и, задыхаясь, прокричал:

— Они планируют покинуть страну...

— Кто?

— Юный Фабий Максим, Луций Бибул, Аппий Пульхер... Все трибуны, которых мне удалось найти. Они говорят о бегстве к морю в поисках убежища на островах...

Публий вскочил на ноги и жестом руки прервал его словоизлияния.

— Отведи меня к ним!

Офицеры собрались в городском зале, предназначенном для публичных обсуждений. Сципион вошел туда без определенного плана. Едва взглянув на лица римской знати, он увидел на них отпечаток поражения и стыд трусливых заговорщиков. Его рука по-прежнему сжимала искривленный меч, не влезавший в ножны. С поднятым клинком он протиснулся через толпу к центральной площадке, на которой выступал сын бывшего диктатора. Публий прервал его, окликнув по имени. Слова, которые затем излились из него, оформлялись не умом, а странной смесью спокойствия и ярости. Несмотря на поражение в бою и тысячи смертей, увиденных им в этот день, он чувствовал в себе нарастающую ясность. Унылые лица офицеров напомнили ему, что для спасения отчизны им требовалась уверенность в своей воинской чести. Она была краеугольным камнем в том фундаменте, на котором держался их мир.

— Фабий Максим! — сказал он. — Я служил под началом твоего отца и, в отличие от тех, кто оговаривал диктатора, у меня не было сомнений в мудрости его решений. Неужели ты думаешь, что он одобрил бы твое бегство на острова? И вы, офицеры! Неужели вы забыли о чести? Если это так, то Рим действительно умер сегодня. Тогда наша армия — это смердящий труп, и ваши слова — первая вонь разложения.

Юный Фабий начал оправдываться, но Публий резко взмахнул мечом и ударил его рукояткой в подбородок. Молодой мужчина упал, словно куль, без сознания.

— Клянусь вам, что я никому не позволю покинуть страну, — продолжил Публий. — И сам никогда не предам нашу родину! Это моя клятва Риму! Если я нарушу ее, пусть Юпитер подвергнет меня постыдной смерти. Пусть он опозорит мое семейство и отдаст наше имущество в алчные пасти врагов. Вот моя клятва! Кто повторит ее за мной? И кто среди вас хочет умереть от моего меча?

Он стоял в центре зала, окруженный толпой мятежных офицеров. Его клинок был поднят против их оружия. Но к нему присоединился Лаэлий. Его рука с побелевшими костяшками пальцев тоже сжимала рукоятку меча. И римская знать не посмела напасть на них. Офицеры стыдливо опустили глаза, а затем — один за другим — повторили клятву трибуна. И менно в этот момент Публий понял, что конец еще не наступил: ни для войны и ни для нации. Завтра снова встанет солнце, и война продолжится. Публий Сципион не погиб под Каннами! Вместо глупой смерти он встретил там величайший вызов жизни. Он должен столкнуться с Ганнибалом еще раз. И он верил, что они встретятся.

* * *