Гордость Карфагена

— Ничего не стоят? — скривив губы, переспросила Дидо-бал. — Нет, я бы так не сказала. Мир растет на борьбе существ, обитающих в нем. Как пища питает тело силами, так и войны питают богов. Одно земное создание должно господствовать над другим. Я не хочу, чтобы нашу страну использовали, словно рабыню, поэтому ежедневно молюсь о победе сына. Что еще мы можем сделать? В день, когда эта война закончится, в каком-то месте начнется новая бойня. Ужасное правило, но так было всегда. И у нас нет причин думать, будто что-то изменится.

— Значит, мы никогда не сможем жить в мире?

— Да, пока не умрут боги, — сдержанно ответила Дидо-бал.— А мы обе знаем, что они бессмертны. Боги всегда найдут способ, чтобы заставить нас танцевать перед ними. Вот что означает рождение во плоти. Воистину, Имилце, я чувствую, что боги недовольны этой войной. Не знаю, что происходит, но беда надвигается на нас, как шторм, идущий с севера. Небеса предрекают бурю. Давай помолимся за всех моих сыновей.

Дидобал опустила ладонь на запястье снохи. Имилце почувствовала, как пальцы женщины, украшенные множеством перстней, сжались на ее руке. Это давление вызвало в ее уме образ гиганта и маленькой девочки.

— Прости мою прежнюю хитрость, — сказала Дидобал. — Ты мне нравишься, дочка.

* * *

Публий вывел из Остии флот, перевозивший десять тысяч пехотинцев и тысячу кавалеристов — ту малость, которую Рим выделил ему на этот год. Едва солдаты ступили на твердый грунт в порту Эмпорий, он начал восстанавливать их силы, истощенные путешествием. Присоединив к своей армии уцелевшие остатки местных легионов, он покинул греческий город. Ему не хотелось искушать притомившихся воинов дешевыми соблазнами. Молодой консул разбил лагерь вблизи и приступил к сбору полезных сведений. Прежде он никогда не был так занят делами и не управлял таким количеством людей. Каждый момент дня и ночи бросал свой вызов, и ему приходилось нести полную ответственность за жизни солдат. Он знал, Рим слишком далеко, чтобы он мог полагаться на чье-то руководство. Отныне иберийская кампания возлагалась на него, и только он отвечал за будущие победы или поражения. Лишь постоянная активность не давала ему задуматься о шаткости его позиции и важности миссии, которую он выполняет.

За семь дней Публий направил приглашения всем племенным вождям, уже признавшим власть Рима, и даже некоторым из тех, кто пока поддерживал союз с Карфагеном. Прибывающие делегации выказывали различную степень энтузиазма. Многие приезжали с жалобами, а не с обещаниями — с явной тревогой и скептическим отношением к такому молодому лидеру. Неужели у Рима не осталось опытных генералов? Почему к ним прислали мальчишку, у которого грудь едва поросла волосами? На что он рассчитывал там, где его отец и дядя потерпели неудачу, — особенно теперь, когда ситуация стала еще хуже? Корнелий и Гней были опытными командирами, с многолетним воинским стажем, с двумя армиями и силами союзников. Но их уничтожили. Теперь, после того как Магон Барка прибыл с пополнением, в Иберии действовали три карфагенские армии. Они прокатывались по стране, как грозовые облака, бросая молнии возмездия на прежних предателей. Ганнон приколотил вождя ваккеев к кресту и отправил пятьсот его юных соплеменниц в Новый Карфаген в качестве наложниц. Гасдрубал выжег дотла земли вдоль Тагуса от гор до самого моря, порабощая племена, уничтожая деревни, подчиняя их лидеров с презрительными плевками, на которые карфагенские генералы были большие мастера. Магон обложил южные племена новой данью. Он собирал огромную армию, похожую скорее на орду, и готовил ее для похода на Рим. Учитывая все эти обстоятельства, посланники племен просили Публия дать им гарантии, что новая римская армия не будет разбита и не сгинет со света, как их несчастные предшественники.

К своему удивлению, Публий довольно спокойно смотрел в эти настороженные глаза. Пока переводчики выслушивали сообщения вождей и передавали ему их суждения, он успел привыкнуть к иноземным лицам, одежде и поведению. Чем больше неуважения к нему демонстрировали иберийцы, тем тверже становился его подбородок, тем больше уверенности появлялось во взгляде, тем более плавными получались движения рук. Он не обещал им ничего конкретного, так как ни один человек не мог решать такие сложные вопросы. Но он планировал сражаться с карфагенянами так, как римляне раньше не сражались. Он напомнил вождям, что Сенат никогда не пытался договориться с африканцамм, поскольку его соплеменники понимали, что любая длительная война неизменно меняет свое направление. Да, до сих пор римляне часто ошибались, торопились там, где требовалось терпение, были честными, когда следовало хитрить, проявляли сдержанность, когда нужно было демонстрировать ярость. Во многих случаях они сражались неправильно. Даже его отец совершал ошибки. Но зачем их повторять?