Гордость Карфагена

Подобные речи вызывали разную реакцию, но при каждой новой встрече с племенными вождями Публий верил в свои слова все больше и больше. Он открывал в себе неведомые прежде черты дипломата и оратора. Однако время поджимало, и он не мог ждать милости вождей. Ни он, ни Лаэлий — всюду сопровождавший его как тень — не раскрывали своих планов, связанных с войной. Публий не доверял остальным офицерам. Его единственным компаньоном оставался верный друг. Только с ним он рассматривал варианты действий, карты Иберии и собранные данные. Они на четвереньках ползали по мраморному полу и обсуждали пути и подходы к врагу, начиная от самых явных и кончая более сложными. Они понимали, что им нужно нанести удар — чем раньше, тем лучше. Их армия не могла надеяться на пополнение из Италии. Судя по письмам из Рима, Ганнибал планировал нанести очередной удар, который еще больше усложнил бы их задачу. Они должны были завоевать доверие старых союзников и тем самым гарантировать себе возможность новых побед. Люди и народы охотно шли в компанию победителей.

Вот о чем думал Публий через два месяца после своего прибытия в Иберию. Раннее лето уже становилось сухим и знойным. Период любезностей с вождями подходил к концу. Публий чувствовал, что они начинали сомневаться в нем. Каждый проходящий день усиливал их колебания. Они как бы говорили: похоже, этот новый консул вообще не имеет какого-то плана действий. А истина заключалась в том, что он засыпал и просыпался, ел, ходил и ездил верхом с необъяснимой верой. Он находился на грани откровения, которое могло стать ключом, открывающим Иберию. Но чтобы взять его в руки, ему требовалось понять, как добраться до этого ключа.

Войдя в кабинет, он застал Лаэлия лежащим на картах. Тот делал какие-то записи на пергаменте. Его тело закрывало круги, отмечавшие три карфагенские армии. Левая нога упиралась в лагерь Гасдрубала в устье Тагуса. Правая нога покоилась на Столбах Геркулеса, где обосновался Магон. Торс располагался в центре полуострова, где Ганнон проводил очередную боевую операцию. Однако самое важное место оставалось неприкрытым. Оно находилось в совершенно другом регионе. И Публий вдруг понял, насколько оно было изолированным, уязвимым и слабо защищенным.

— Все это время мы думали только о собаках, а не об овце, которую они охраняют, — сказал Публий. — Лаэлий, что ты видишь с высот своей позиции?

Лаэлий встал и осмотрел разложенные карты. Он начал повторять свои прежние аргументы — что лучше всего напасть на силы Ганнона, так как, если верить поступавшим сообщениям, он имел проблемы с примкнувшими к его армии кельтиберийскими отрядами.

— Мы могли бы переманить их к себе...

Публий коснулся его запястья.

— Послушай, друг, помнишь, как ты спас меня при Каннах? Ты посоветовал мне осмотреть поле боя с другой перспективы, чтобы я увидел направление взгляда моего врага. Прислушавшись к твоим словам, я уцелел в том сражении. Отныне ты должен поступать подобным образом каждый новый день, каждый момент, пока все это не закончится. Баркиды не сражаются как римляне. Они ведут себя иначе, чем обычные люди. Теперь посмотри на карты и скажи мне, где их слабое место? Что связывает карфагенские армии, но находится вдали от них — незащищенное и выставленное напоказ?

Лаэлию потребовалось только одно мгновение, чтобы понять смысл его слов. Растерянность на лице помощника сменилась смутным пониманием. Затем уголок его рта приподнялся в усмешке.

Когда через две недели они направились на юг, их отряды перемещались с удвоенной скоростью. Лаэлий и несколько кораблей под его руководством скрытно двигались вдоль берега. Разделившись на мелкие отряды, кавалерия прочесывала местность и убивала каждого, кто мог выдать их маневры. Публий рассказал о цели похода только нескольким избранным офицерам, а их было не больше, чем пальцев на одной руке. Он так настаивал на секретности, что сообщал двадцати тысячам воинов лишь те сведения, которые им следовало знать на текущий день. Для дальнейших побед в Иберии ему требовался успех в самом первом деле. Он ничего не оставлял на случай и поэтому ежедневно общался с людьми. Во время похода Публий скакал рядом с солдатами и поднимал их боевой дух. Все должно перемениться, говорил он им. Сами боги подсказали ему это. Их армия в Иберии больше не будет участвовать в мелких стычках. И они не будут сражаться без ощутимой выгоды. Они никогда не станут делить свои силы и полагаться на верность иберийцев. Их легион будет наносить решительные и выверенные по времени атаки. Скрывая свои маневры, они не позволят Баркидам раскрыть их действия вплоть до момента нападения. Да, Ганнибал уже переписал многие правила войны, но теперь пришла их очередь. Они возьмут перо из его рук и допишут свое окончание истории.