Гордость Карфагена

Все это место с самого начала вызывало у него презрение, хотя подобные чувства объяснялись скорее причиной, приведшей его сюда. После разгрома, учиненного Публием, он и Магон лишились союзников. Баркидов прогнали из Иберии и силой лишили страны, которую их отец некогда называл своей империей. По крайней мере, они сопротивлялись как могли. Никто не мог винить их за поражение. Они не сдались. Несмотря на неудачу, они оба взялись за выполнение новых миссий. Когда Ганнон покидал Иберию, Магон и Масинисса готовились отплыть на Балеарские острова. Они надеялись набрать там солдат, вдохновив их историями о победах Ганнибала. Затем Магон собирался перевезти свою армию на итальянское побережье. Ганнону предстояло вернуться в Африку. Он хотел обратиться за помощью к Сифаксу и вовлечь в войну его многотысячную армию. Ливийские наемники давно служили хребтом карфагенских войск, однако Ганнон намеревался добиться еще большей поддержки, выпросив у Си-факса не только солдат, но и его личное участие. После этого он мог вернуться в Карфаген и доложить совету о сложившейся ситуации. Если его не распнут и не обезглавят, он сделает все, чтобы отправить в Рим еще одну армию. Ему казалось, что именно теперь он кует победу нации — лучше, чем когда-либо прежде. Карфагенский народ так много потерял, что уже не имел иного выбора, кроме продолжения войны.

Как только его корабль коснулся каменной пристани, он спрыгнул на берег и направился в город. Внезапно вид двух кораблей остановил его. В гавани Цирты стояли римские галеры. Он никогда не думал, что увидит подобное зрелище. На миг ему захотелось вернуться на судно и уплыть в Карфаген. Но прежде чем Ганнон успел принять решение, к нему навстречу вышли царские сановники. Их пышную процессию, состоявшую из плотной группы знатных людей, окружали многочисленные слуги, которые прокладывали путь в толпе горожан и при каждом шаге махали над своими господами пальмовыми опахалами. Сановники не проявляли признаков беспокойства. Судя по всему, их не смущал визит римских кораблей. Ганнон направился к ним позади своей процессии. Его люди несли дары для ливийского царя. К сожалению, он заранее распределил все богатства, вывезенные им из Иберии. Сейчас ему хотелось иметь при себе нечто большее.

Через несколько часов он оказался в самой странной ситуации, какую только мог представить себе. На званом обеде, где Ганнон должен был встретиться с Сифаксом, его познакомили с человеком, чье лицо он столько раз воображал в своих грезах. Воображение постоянно изменяло его, но оно всегда оставалось ненавистным ему по тысяче причин. Теперь он видел перед собой реальное лицо: с тонкими губами, крючковатым носом, со слегка косыми, но умными глазами. Темные волосы обрамляли и сглаживали его черты, делая их более симпатичными, чем они выглядели бы в отдельности. Ганнон смотрел на мужчину до тех пор, пока тот не заговорил с ним на латыни.

— Поверь, генерал, я удивлен не меньше твоего, — сказал Публий Сципион. — Как и ты, я выполняю здесь дипломатическую миссию. Давай будем оставаться государственными деятелями, а не воинами. Пусть наши прежние отношения не влияют на эту встречу.

Ганнон осмотрел помещение. Сифакс еще не появился. По залу гордо прогуливались его знаменитые коты. Эти крупные и упитанные животные недалеко ушли от диких предков. Они носили на шеях колокольчики, которые позвякивали при каждом движении. Коты лизали лапы, зевали или хватали куски мяса со стола. Остальные гости, приглашенные на пир, держались поодаль и скромно жались к стенам. Их уклончивые взгляды и робкий шепот вызывали у Ганнона презрение. Зная, что его громкий голос разнесется по всему залу, он спокойно ответил:

— Договорились.

Он сел на подушки у низкого стола и осмотрел чаши с финиками и виноградом. Его ум перескакивал с одной мысли на другую, с вопроса — на следующий. Ганнон знал, что Публий, вернувшись в Рим из Иберии, был избран консулом. Но что он делал в Африке? Что, что, что? Неужели с Ганнибалом стряслась какая-то беда, и он перестал быть угрозой для Рима? Неужели Сифакс осмелился на сделку с врагом? Стоит ли ему гостить в логове предателя? Отпустят ли его живым отсюда? Неужели Рим имел теперь виды на Африку?

— Мне кажется, тебе нравится греческий стиль жизни? — развязным тоном спросил Публий. — Не так ли? Я вижу это по твоим глазам.

Словно в опровержение, Ганнон поднял взгляд и посмотрел на консула.

— Когда-то он мне нравился, но теперь уже нет. Теперь я радуюсь жизни только в те моменты, когда убиваю врагов моего отечества.

Консул засмеялся.

— Тогда ты воистину несчастлив...

Так и не закончив фразу, Публий поднял руку в жесте извинения.