Гордость Карфагена

Ему было нужно сохранять боевой дух. Македонцы, посланные с мирным договором к царю Филиппу, оказались схваченными в море месяцы назад. Лисента и Карфало казнили. Другие офицеры попали в плен, а команду корабля продали в рабство. Римский флот под командованием Валерия помог поднять мятеж во многих греческих городах. Застав македонцев врасплох близ Аполлонии, Валерий одержал победу в морском сражении и предал огню почти весь флот Филиппа. Поскольку письма Ганнибала не попали к царю Македонии, Филипп отказался от прежних планов. Вместо поддержки карфагенской армии он начал сражаться за собственное выживание.

Такие новости могли ошеломить любого. Однако события теперь развивались настолько быстро, что Ганнибалу приходилось просто следовать за ними. В зимний сезон внезапно умер Бомилькар — причем не от ранений. Опухоль, развившаяся в паху, за пару недель вытянула жизнь из крепкого воина. То, несомненно, было колдовство и еще один сильный удар по Ганнибалу, потому что он дружил с Бомилькаром с детства. Умер могучий мужчина! Это казалось почти невозможным. Ему полагалось погибнуть в неистовой битве, с мечом в одной руке и с копьем — в другой. Почему боги лишили его такого счастья?

Ливий Салинатор кружил поблизости, уклоняясь от сражений, но намеренно удерживая армию Ганнибала на юге. Очевидно, в этом и заключалась его задача. Даже без крупных столкновений численность карфагенского войска неуклонно сокращалась из-за несчастных случаев, смертельных ран, болезней и дезертирства. Карфаген упорно не посылал подкрепления. Старейшины города тревожились только о собственных шкурах.

Однако самым сильным вызовом для него была осада Капуи. Три римские армии окружили город с явным намерением довести свое дело до конца. Они послали лидерам Капуи строгий ультиматум, советуя им не тратить время зря и не придумывать пункты соглашения о сдаче города. Только Рим будет диктовать условия, и пусть все знают, что они будут жесткими. Нескольким горожанам удалось бежать, и они пробрались к Ганнибалу, умоляя его прийти к ним на помощь. Другие генералы советовали это же. У них не было иного выбора. Капуя первой перешла на их сторону, добровольно и подав пример многим городам. Если они сейчас не поддержат ее, другие союзники отпадут от них, как листья под весенним ветром.

Ганнибал согласился, что нужно предпринять незамедлительные действия. Затем, сказав, что ему нужно обдумать ситуацию, он распустил военный совет. Вернувшись в свою палатку, командир попытался спланировать ход новой кампании. Однако его мысли дрейфовали в разных направлениях. Они не останавливались ни на чем и перемещались от Капуи к Риму, от Гасдрубала к Публию, от Иберии к Карфагену. Проснувшись под утро, он понял, что видел во сне отца и вновь участвовал в беседе, которую они вели годами раньше. Ганнибал лежал на тюфяке, вспоминая строгий взгляд Гамилькара и перекаты его голоса. Вряд ли их беседа была такой, как в сновидении. Наверняка он вплел в нее собственные мысли и слова. Но это было не важно. Воспоминания казались вполне реальными. Они обитали в какой-то части его ума рядом с повседневными заботами и мыслями. В то время — десять лет назад — Гамилькар подходил к финалу жизни. Они вели войну с враждебным племенем на западе Иберии. Отец, по своему обычаю, вызвал к себе Ганнибала за час до рассвета. Они кратко обсудили планы на следующий день, и, когда он повернулся, чтобы уйти, Гамилькар остановил его.

— Ганнибал, — сказал он, — побудь со мной, пока я буду одеваться.

— С радостью, — ответил сын. — Если хочешь, я помогу тебе надеть доспехи.

— Мне было бы приятно принять такую помощь.

Гамилькар махнул рукой слуге, и тот быстро вышел из палатки. Впрочем, оба знали, что он находится в пределах слышимости. Ганнибал начал там, где закончил слуга. Он склонился, чтобы закрепить сандалии отца. Для большей подвижности он немного приспустил кожаные ленты, обвивавшие сустав лодыжки, но выше натянул их так, что они прижались к плоти, как вторая кожа.

Гамилькар был старым воином. Ему удалось пережить свое сорокалетие. Каждая часть его тела носила знаки боевых ранений. Тонкий изогнутый шрам тянулся от левого глаза к щеке. Эту отметину он получил при мятеже наемников. Казалось, что некий художник нарисовал ее, желая изобразить слезу на щеке мужчины. Правая рука Гамилькара была раздроблена колесницей. Инцидент случился в первый год войны в Иберии. Будучи левшой, он считал это ранение сравнительно легким. Ребра, треснувшие годом раньше, срослись под неправильным углом и оставили на груди косую впадину. Люди не видели ее, потому что Гамилькар всегда носил доспехи.

Когда отец заговорил, он тоже, наверное, размышлял о ранах.

— Знаешь, почему я выбрал такую жизнь?

Подумав, что отец ведет дело к шутке, Ганнибал хотел дать какой-нибудь бойкий ответ. Но, приподняв голову, он заметил задумчивый взгляд на лице Гамилькара. Одно неправильное слово могло оборвать его речь. Поэтому сын прикусил язык и продолжил шнуровать сандалии, позволив отцу самому развивать эту тему.