Уродливое лицо угрюмого Мандарбала внушало страх. Его верхняя губа, сросшаяся с нижней частью носа, оставляла рот постоянно открытым. Большие желтые зубы торчали вперед. Ходили слухи, что он был рожден с руками, напоминавшими плавники морских существ — его пальцы соединялись друг с другом кожаными перепонками. Храмовый хирург рассек их в тот день, когда сироту приняли в орден. С тех пор жрец всегда носил кожаные перчатки — как и этим вечером, когда он взывал к богам и просил их мудрости и руководства в действиях. Для жертвоприношения выбрали козу, специально выращенную и откормленную для этой цели. Помощники Мандарбала, облаченные в черные плащи, провели ее на пыльный пустырь перед палаткой генерала и пропели священные слова, смысл которых был понятен только им. Коза испуганно блеяла, смотрела на них и упрямо натягивала веревку, привязанную к колу. Жрецы, удерживая ее на месте, с трудом сохраняли торжественность церемонии.
Магон, стоявший рядом с Ганноном, ткнул брата локтем вбок.
— Похоже, она знает, что произойдет, — сказал он. — Наше будущее записано на ее кишках. Странно, что боги общаются с нами подобным образом.
Сопротивление животного продолжалось недолго. Мандар-бал выполнил свою работу без заминок, как специалист. Когда помощники подвели к нему козу, он зажал ногами ее пле чи и вонзил ей в горло длинное тонкое лезвие. Из артерии вырвалась струя крови. Ее поток вскоре замедлился, стекая черной полосой с перепачканной шеи на пересохшую землю. Жрец протянул руку за следующим инструментом. Помощник передал ему нож с выпуклым изогнутым лезвием и рукояткой, сделанной из спинного хребта какого-то морского чудовища. Мандарбал рассек шею животного немного косо, но так быстро, что коза почти ничего не заметила. Она упала на колени, прежде чем почувствовала новую рану. Церемония жертвоприношения проходила публично, но когда жрецы начали распарывать брюхо, они склонились над козой и закрыли ее спинами.
Магон хотел прошептать что-то брату, но отвлекся, заметив незнакомца, подошедшего к их группе. Это был невысокий человек болезненного вида, с тонкими руками, которые скорее соответствовали подростку, чем мужчине. Его непропорционально большую голову с прямоугольным затылком покрывало черное руно курчавых волос. Несмотря на хрупкое телосложение, он тащил массивный тюк на загорелых плечах. Его жилистые ноги были сильны и проворны. Он сбросил ношу в пыль и представился, заговорив сначала по-гречески, затем на латыни и, наконец, на витиеватом карфагенском языке. Его звали Силеном. Этот грек прибыл по вызову в качестве официального историка и летописца Ганнибала. Он сказал, что приплыл издалека, дабы обессмертить в прозе и стихах жизнь выдающегося полководца. Такой заманчивой перспективе позавидовали бы даже древние поэты, и он был рад смочить перо воображения не только вином, но и подвигами великих людей.
Магону он понравился. Однако Ганнон ворчливо сказал:
— Ты прибыл с опозданием. Мы ждали тебя несколько недель назад.
— Я знаю, господин. Меня задержало столь много событий, что трудно перечислить их вкратце. Если бы ты попросил меня рассказать о них, я утомил бы твое ухо, поэтому нам лучше отложить сию историю для времени приятного досуга.
Обдумав его предложение, Ганнон кивнул головой.
— Это действительно может подождать, — сказал он. — Найди каптенармуса лагеря. Он подыщет тебе жилье и познакомит с лагерем. Ты объяснишь мне свою задержку вечером.
— За ужином, — добавил Магон. — И обязательно в моем присутствии. Расскажешь нам свою историю, как обещал.
Ганнон, нахмурившись, посмотрел на брата, но не стал возражать ему. Он вновь сосредоточился на ритуале, хотя какое-то время искоса следил за греком, пока тот не поднял тюк на плечи и не удалился.
Наконец Мандарбал поднялся с колен, сжимая в руках окровавленную печень. Коза с рассеченным животом лежала на боку. Ее вывалившиеся из раны внутренности уже были покрыты пылью и облеплены мухами. Жрец аккуратно положил священный орган на церемониальный столик и склонился над ним. Помощники обступили его с каждой стороны, встав плечом к плечу, голова к голове — так, чтобы никто из посторонних не мог разглядеть написанных на печени знаков. Затем Мандарбал поднял голову, повернулся и подошел к двум братьям. Как только он покинул круг жрецов, его помощники прикрыли своими телами церемониальный стол. Ганнон лишь мельком увидел изуродованную плоть.
— Знаки неопределенные, — высоким шепелявым голосом сказал Мандарбал. — Доли печени необычно большие, что предполагает изменение естественного хода событий. Правая часть здоровая и чистая, но левая имеет черную метку, похожую по форме на головастика.
— Как ты это объяснишь? — спросил Ганнон.
— Двусмысленный знак. Боги благоволят нам, но мы столкнулись с божественной силой, которая выступает против нас.
— И это все что ты увидел?
Мандрабал задумчиво посмотрел через плечо на своих помощников. На его губу опустилась муха, которая тут же улетела.
— Возможно, некий бог обижен на тебя, — ответил он. — Ты можешь даже пострадать от этого.