Гордость Карфагена

Ганнон оскалился, прижав язык к зубам.

— Я хочу взглянуть на печень, — сказал он. — Эти знаки...

Жрец остановил его жестом руки. Его пальцы испачкали кровью нагрудную пластину Ганнона.

— Ты не можешь рассматривать священный орган. Он не для твоих глаз. И ты не сведущ в ритуалах. Я сказал тебе вполне достаточно. Твое будущее не определено. Лучше поверь моим словам и принеси пожертвования Ваалу и Анасу. Я буду молиться Элу. Возможно, древний бог снизойдет до общения с нами и даст какой-нибудь совет. Не забудь и Молоха! Произнеси восхваление смерти.

Мандарбал шагнул к помощникам, но, заметив недовольную гримасу на лице Ганнона, остановился и сказал:

— События происходят по воле богов. Мы не всегда можем знать их желания. Если же, невзирая ни на что, мы выведываем у них частичку нашего будущего, это становится либо благом, либо проклятием. Относись к предсказаниям проще. Пловец, признавший поражение, идет ко дну, а тот, кто еще не принял окончательного решения, продолжает плыть и часто сохраняет жизнь.

С этими словами жрец повернулся к Баркидам спиной. Магон пожал плечами и, скривив губы, похлопал брата по плечу.

— А что ты ожидал? — спросил он. — Это же жрецы! Не в их привычках говорить понятно.

Ганнон относился к священным церемониям серьезнее, чем брат, однако и он не мог отрицать простую истину, на которую ссылался Магон. Жрецы только усиливали тревогу людей, оставляя их после ритуалов в еще большей неопределенности и озабоченности относительно капризов судьбы. Он все это понимал, но не мог отделаться от странного очарования предсказаний.

Если бы Ганнон поступал во всем по-своему, он не стал бы делить общий ужин с генералами и братом, а ушел бы пораньше в свои апартаменты. Но, как часто бывало после отъезда Ганнибала, его присутствие считалось официально обязательным. В честь прибытия летописца офицерскую трапезу устроили в греческом стиле. Генералы возлежали на низких кушетках в палатке Магона и ели пальцами сыр и рыбу, козлятину и овощи. Вечер был удушливо жарким, поэтому одну из стен большой палатки подняли вверх, впуская внутрь первые и едва заметные дуновения вечернего бриза. Силен говорил на карфагенском языке с сиракузским акцентом. Он развлекал уставших солдат рассказами о своем путешествии из Карфагена в Сицилию, затем в греческий город Эмпории, находившийся в северо-восточной Иберии, откуда торговый корабль доставил его вдоль побережья до самого Сагунтума. Трудно было понять, где в этой истории факт заменялся фантазией, поскольку его одиссея грозила превзойти поэму Гомера. Силен рассказывал о пиратах Эгейта, о морском чудовище длиннее квинквиремы, на которой он плыл, и о зловещей молнии, ударившей с чистого неба в поверхность спокойных вод.

— Похоже, нам просто повезло, что мы увидели тебя живым, — сказал Магон.

Он подал знак слуге — худощавому рабу из Арбокалы — наполнить чашу грека вином.

— Ты прав, — согласился Силен. — Если бы я знал, что не застану Ганнибала, то не стал бы так спешить.

— Лучше бы ты не опаздывал, — проворчал Ганнон.

Хотя он не хотел показывать своей враждебности, она прорвалась в его голосе. Летописец чем-то раздражал его, и он втайне бранил себя за то, что столь явно демонстрировал свою антипатию на виду у собравшихся генералов, которые вполне по-дружески относились к греку. Смягчив тон, он добавил:

— Ты должен понимать, что мы потребуем от тебя очень многого.

— Да, конечно, — ответил Силен.

Склонив голову, он замолчал. Но генералу Бомилькару не хотелось прерывать интересную беседу. Этот мускулистый гигант не отличался умом, дисциплиной и интеллектом. Дорогу к первенству он проложил божественным телосложением. Его семейство считалось одним из старейших в Карфагене. На протяжении нескольких поколений предки и родственники Бомилькара поддерживали чистоту финикийской крови, доказывая это своими изогнутыми носами, заостренными подбородками и кустистыми сросшимися бровями.

— Слушай, грек, — сказал он. — Могу ли я спросить, как вашему хромому богу Гефесту удалось взять в жены Афродиту? Почему она не досталась Аресу? Или самому Зевсу? Неужели причина в том, что они оба обитали в море?

— У кузнеца были больные ноги, — ответил Силен, — но все другие его члены работали прекрасно. Дни он проводил, выковывая железо...

— А ночами долбил кое-что еще!

Бомилькар захохотал еще до того, как закончил свою шутку. Грек улыбнулся.

— Гефест известен как очень добрый бог. Возможно, Афродите понравилось это качество. Ты можешь удивиться, Бомилькар, но я не знаком с олимпийскими богами лично. Уверяю тебя, я взывал к ним несколько раз, но они не обращали на меня внимания. Артемида, Гера, Афродита — они не приходили на мой зов. Однажды я скосил глаза и заметил Диониса, но в тот момент моя голова была затуманена вином. Нет-нет, когда дело касается Силена, то боги, в основном, молчат.

— Ты скептик? — спросил Магон.