Гордубал

Крепкая и прямая, что сосна. Дом построила, словно барская усадьба, семь тысяч взяла за пару коней, значит можно держать голову высоко. Это, братцы, всегда на пользу!"

- Вот она, степь, - показывает кнутом Штепан. - До тех акаций вся земля хозяйкина.

Весь разбитый, Гордубал слезает с телеги. Растряс-таки меня, дьявол! Так вот она, степь? Вправду, трава по пояс, да сухая, жесткая. Нет уж, брось ты басни рассказывать! - где тут свеклу посадишь?

Степь она степь и есть.

Манья чешет в затылке.

- Прикупить бы, хозяин, еще вон тот кусок, и можно хоть три десятка коней пасти.

- Ну, - возражает Гордубал, - трава-то совсем сухая, ни жиринки в ней.

- А на что он, жир? - ухмыляется Штепан. - Конь, хозяин, должен быть поджарый. На убой его откармливать, что ли?

Гордубал не отвечает. Подходит к лошадям, гладит их по мордам.

- Ну, ну, малыш, ты молодец, не бойся... Что прядешь ушами? Экий ты умница! Ну, чего хочешь, почему бьешь копытом?

Штепан распрягает лошадей, выпрямляется и говорит резко:

- С конями разговаривать нельзя, хозяин. Испортятся.

Гордубал быстро оборачивается. Дерзость такая - да хозяину? Нет, верно, он просто так. Не хочет, чтобы лошади ко мне привыкли. Да я не буду в твои дела путаться, бес ты эдакий. Ну-ну, не злись!

Штепан пускает лошадей пастись и берет косу - накосить сена. Эх, дурень, надо было взять с собою и вторую косу, вздыхает Юрай и принимается разглядывать горы над Кривой. Вот где настоящие поля!

Правда, камней многовато, но зато картошка, овес, рожь растут. Тут вот рожь еще не снята, а там уже вяжут снопы.

- А кто же купил наше поле наверху, Штепан?

- Какой-то Пьоса.

Ага! Пьоса. Андрей Пьоса - Гусар. Вот почему он тогда в корчме не подошел. Совестно ему, что выманил землю у бабы. Юрай глядит вверх. Странно!

Поле Гордубала точно спустилось с гор и разлеглось здесь, в степи...

- А Рыбары где? Тут внизу? - интересуется Гордубал.

- Вон там, - говорит Штепан. - В той стороне. Три часа езды отсюда.

- Три часа! Не близко, стало быть, до Рыбар.

Гордубал от нечего делать срывает стебелек и жует его. Трава кислая какая-то, скрипучая. Нет, у нас в горах на полонине трава совсем другая на вкус, пряным тимьяном отдает. Юрай бредет по степи все дальше и дальше. Экая гладь, ничего не видно, одно небо, да и то какое-то пыльное, не то что в горах. А вот кукурузное поле. И вправду, высока кукуруза, в человеческий рост, настоящие заросли. А что толку? Пустить разве сюда свиней?.

Нива - это другое дело, она как тулуп.

Акация? Юрай не любит акацию. Там, наверху, терн и шиповник, рябина и можжевельник, и никаких дурацких акаций.

Уже скрылся из вида Манья в фартуке и высоких сапогах. Как это так - не поговорить с конем?

Конь - умная тварь, не хуже коровы. От слов он смирней делается.

Степь расстилается перед Юраем, нагоняя на него тоску. Словно море - куда ни глянь, везде одно и то же. Поднял голову Юрай - посмотреть на вершины. Эх вы, горы, горы, и вас равнина делает маленькими, незаметными. А пошагай-ка в гору, поймешь, что это за край! И Юрай, не выдержав, отправляется домой пешком, махнув рукой на Штепана с его телегой. "Погляжу по дороге на хлеба", - думает он.

Целый час идет Гордубал, а горы все еше далеко. Экая жара тут, и ветерок не повеет; вот она, степь ваша. Подумай, так далеко завез меня Штепан!

Знай, понукает коней, - и мы уже на краю света.

Резвые рысаки у Поланы. "Какой прок, хозяин, от смирного коня?"

Гордубал шагает уже добрых два часа. Слава богу, вот наконец и деревня. Нищий цыганский табор раскинулся среди зарослей белены и дурмана.

Вот и кузница у дороги. Гордубал останавливается, озаренный неожиданной мыслью. Постой, Полана, я тебя потешу. Он заворачивает к кузнецу.

- Эй, мастер, сделайте мне крюк.

- Какой крюк?

- Ну, крюк как крюк, к дверям, для запора. А я подожду.

Кузнец не узнает Гордубала - в кузнице темно, и горн слепит глаза. Крюк так крюк. Кузнец с грохотом кует железо.

- А что, кузнец, хороши кони у Гордубаловой?

- Ну и кони, не кони, а черти! Только для господ они, не для мужицкой работы, дядюшка. А подковать их - ого! Два парня держат такого беса.

Гордубал глядит на раскаленный кусок железа.

Да, принесу я, Полана, кое-что для твоего хозяйства.

- И дорого стоит такой конь, а, кузнец?

- Разрази меня гром! - плюет кузнец. - Слышал, что хотят за него восемь тысяч. Эдакие деньги за лошадь! А какой от нее толк? Охромеет такой леший - и все тут. Не в пример лучше гуцульский коняга или мерин: спина, как алтарь, грудь будто орган в церкви. Куда там! Это в старину бывали кони. А нынче трактор! Говорят, помещик луга продает, - зачем, мол, сено, и кони ни к чему, теперь всюду машины.

Гордубал кивает головой. Верно, машины - как в Америке. Надо приглядеть, чтобы Полана не наделала глупостей. Наедут машины, - что тогда с лошадьми делать? То-то и оно. Нет, нет, Полана, не отдам я своих долларов на луга. Поле и коровы - другое дело, а машиной сыт не будешь. Как? Думаешь, от коров и поля доходу нет? Мало ли что: может, и нет, зато хлеб свой и молоко. Так-то!