Читаем Гордубал полностью

- Выгоды с него ни на грош не было, хозяин. Луга у реки куда лучше. Кукуруза там в человечий рост выросла.

- У реки? - дивится Гордубал. - Ты купила поле в степи, Полана?

Полана проглатывает какие-то слова, готовые сорваться у нее с языка.

- Помещичьи луга, хозяин, - объясняет Манья, - земля там крепкая, глубокая, прямо хоть свеклу сажай. Только за свеклу плохо платят. За все плохо платят, хозяин. Куда выгоднее держать лошадей. Доходное дело. Выходишь одного коня - и денег получишь больше, чем за год мужицкой работы. Прикупить бы еще участок в степи и построить там конюшню. - У Штепана заблестели глаза. - А коню в степи привольнее, хозяин. Конь не коза.

- Помещик луга уступит, - размышляет Полана и вслух считает, во сколько они обойдутся; но Гордубал не слушает, Гордубал думает о ржаном и картофельном полях, которые продала Полана. Правда, там много камней, да ведь они испокон веков были! Уж такое наше дело, братец! Года за два до отъезда я распахал там участок на косогоре. Э-эх, да что ты понимаешь в мужицкой работе!

Гафья подходит к Штепану и опирается локтем об его плечо.

- Дядечка Штепан! - шепчет она.

- Ну, чего тебе? - смеется Манья.

Девочка мнется.

- Ничего, просто так.

Штепан сажает ее на колени и покачивает.

- Ну, что ты хотела сказать, Гафья?

- Дядя Штепан, - шепчет Гафья ему на ухо, - я сегодня щенка видела. Какой хорошенький!

- Ну да! - притворно удивляется Манья. - А я видал зайчиху с тремя зайчатами.

- Ох! - вырывается у Гафьи, - А где?

- В клевере.

- А осенью будешь на них охотиться?

Штепан косится на Гордубала:

- Ну, - как знать.

"Хороший человек, - с облегчением вздыхает Гордубал. Гафья его любит. Ко мне эдак вот не подошла. Ну, ничего, привыкнет ребенок. А про картинки, что я привез ей из Америки, даже и не вспомнила. Надо что-нибудь Штепану подарить". И Гордубал ищет глазами свой чемодан.

- Вон твои веши, на лавке сложены, - показывает Подана. "Всегда она была заботливая", - думает Юрай и с важным видом подходит к лавке.

- Вот это тебе, Гафья. Картинки. А вот Тедди-бэр.

- Что это, дядя? - интересуется Гафья.

- Это медведь, - объясняет Манья. - Ты когданибудь видела живого медведя? Они водятся наверху, в горах.

- А ты видел? - пристает Гафья.

- Ну, видел. Ворчат мишки, вот эдак: уррр-уррр!

- Это тебе, Полана, - нерешительно предлагает Гордубал. Все пустяки, не знал я, что... - Юрай отворачивается и роется в своих вещах. Что бы такое выбрать для Маньи? - А вот это, Штепан, - мнется он смущенно, - это, верно, тебе сгодится. Американский нож и трубочка американская.

- Ах ты! - глухо вырывается у Поланы, глаза ее наполняются слезами, она выбегает вон.

Что с тобой, Полана?

- Покорно благодарю, хозяин, - кланяется Манья и, показав в улыбке все зубы, подает Юраю руку. Эге-ге, ну и хватка у тебя! Может, померимся силой?

Слава богу, - вздыхает про себя Гордубал, - вот и дело с концом.

- Покажи ножик, дядя, - пристает Гафья.

- Гляди, - хвастается Штепан, - вон какой нож! Из Америки. Я тебе американскую куклу вырежу, хочешь?

- Да, дядя, - пищит Гафья, - а не обманешь?

Юрай улыбается широкой блаженной улыбкой.

Однако и это не все. Юрай знает, что еще полагается сделать. Ежели человек вернулся из Америки, должен он в трактире показаться, с соседями поздороваться, чарочку им поставить. Пусть всякий видит, что не со срамом Гордубал воротился, не с пустой мошной. Эй, трактирщик! Всем по чарке, да поживей наливай. Не знаешь, что ли, Гордубала, майнера из Америки. Пусть по всей деревне весть разнесется: "Знаете, кто вернулся? Пойдемте взглянуть на Гордубала... Жена, подай армяк и шапку".

- Я скоро вернусь, Полана. Иди себе спать и не жди меня, - говорит Юрай и по притихшей темной деревне с ухарским видом шагает в трактир. Хорошо тут пахнет, - дровами и стадом, соломой, сеном... А вот пахнуло гусями, а вот крапивой и пупавником.

VI

В трактире нет уже старого Сало Берковича: какой-то рыжий еврей поднимается из-за стойки.

- Что угодно, сударь? - недоверчиво осведомляется он.

В углу сидит одинокий завсегдатай. Кто бы это мог быть? Кажется, Пьоса, ну конечно, Андрей Пьоса, по прозвищу "Гусар". Он глядит на Юрая, точно готов крикнуть: ты ли это Юрай? - Да, я, Андрей Гусар, видишь ведь, что я.

Нет, не закричал Пьоса, смотрит пристально.

- А что, хозяин, жив еще старый Беркович? - спрашивает Гордубал, чтобы показать, что он здешний.

Веснушчатый трактирщик ставит на стол чарку водки.

- Шесть лет, как схоронили его.

Шесть лет? Ох, Пьоса, срок немалый! Что останется от человека через шесть лет? А через восемь?

Восемь лет, хозяин, не пивал я водочки. Иной раз, ей-богу, и рад бы напиться, залить горе на чужбине, да запретили водку в Америке. Зато больше долларов шло Полане; видишь: коня купила и поле продала. Одни, мол, каменья. А ты небось поле не продал, Андрей. Ты ведь не был в Америке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза