«Синица в кулаке лучше, чем журавль в небе» – возобладал этот убогий принцип жизни именно тогда, когда успехи научных исследований необычайно расширяли пределы Вселенной, доступной наблюдению, когда вычислили расстояния до звёзд и открыли новые звёздные системы. Словно стремительное расширение горизонта познания столь же быстро сужало область личного духовного бытия.
Но сохранялась мечта о прекрасном, вера в высокое предназначение человека разумного на Земле и в Космосе. Возродились идеи Бруно. Он знал, что это свершится: «И смерть в одном столетии дарует жизнь во всех веках грядущих!» Он был счастлив этим бессмертием.
…Джордано Бруно не был беспечным оптимистом. Не исключал, что может настать пора всеобщего одряхления, угасания светлых порывов и героического энтузиазма. Предупреждал нас:
«Явятся новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни одного слова, достойного неба и небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость, ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана… И то будет старость и безверие мира!.. После того как исполнится все это… правитель мира, всемогущий промыслитель, водным или огненным потопом, болезнями или язвами… несомненно, положит конец этому позору и воззовёт мир к древнему виду».
«Это не предопределение свыше, – утверждал Бруно. – Мы сами творим свою судьбу. Нам противостоит не Вселенная – противостоят наши низкие помыслы, столь жалкие и пошлые перед неизбежностью смерти каждого. Лишь борьба дарует счастье победы. Достигнув умения жить прошлым и будущим, человек приобщается к бессмертию и вечной красоте Мироздания».
«Долой, долой эту тёмную и мрачную ночь наших заблуждений, ибо прекрасная заря нового дня справедливости зовёт нас; приготовимся встретить восходящее солнце; да не застанет оно нас такими, каковы мы теперь».
…Только постоянно возрождаясь, подобно огню, существует жизнь. И если в смене многих поколений, вопреки имущим власть и капиталы вновь и вновь возрождается образ Джордано Бруно, значит, жизнь его продолжается, значит, он необходим людям, значит, сохраняется вера в высшее предназначение человека и остаётся надежда.
Научные идеи переходят в учебники, истираются от частого употребления, блекнут со временем. Но кроме них есть высокие проявления человеческого духа: честь, совесть, мужество, любовь, доброта.
Будь Ноланец прославлен только своими мыслями, этого было бы вполне достаточно для его посмертной славы. Но велик он, более того, своей жизнью, своей великолепной личностью. А это – достоинства высшей пробы, неподвластные времени. Нам необходимы не только его идеи, но и он сам. Такие люди придают смысл существованию человечества.
Он учил словом, но более всего – собственной жизнью; мыслил и жил честно; умер героем. Для него «лучше достойная и героическая смерть, чем недостойный и подлый триумф». Он жил так же честно, как учил жить. И в этом был подобен Иисусу Христу.
Якоб Бёме (1575–1624)
В конце европейского Средневековья (Эпохи веры) христианство разделилось на восточное православное, южное католическое и северное протестантское. Западная и отчасти Центральная Европа были полем острых религиозных столкновений, имеющих социальные корни.
Расшатывалось мировоззрение, основанное на библейских канонах. Развивались философия и науки по свойственному людям стремлению к познанию тайн природы. Рост промышленных производств потребовал новой техники. Это стимулировало развитие механики и появление основ физики, химии, технических наук: купцы, банкиры, предприниматели были прежде всего прагматиками.
Характерная примета времени – триумф механики. Епископ философ Николай Кузанский называл Вселенную мировой машиной, хотя при этом верил в присутствие в ней души и божественного разума. Но уже один из первых президентов Лондонского королевского общества Роберт Бойль считал Мир только космическим механизмом.
Устойчивое средневековое мировоззрение стало вытесняться новым, основанным в первую очередь на данных науки. В этот переходный период жил и творил в Священной Римской империи на немецко-польских землях сапожник по профессии, религиозный философ по призванию Яков Бёме.
В нём совместились религиозная мистика Средневековья и натурфилософия Возрождения. Русский философ Николай Бердяев писал: «Гениальные, опережающие время антропологические прозрения открываются у величайшего из мистиков-гностиков (
Оба мнения верны. Надо лишь добавить, что у Бёме были видения и он считал, что на него находило просветление свыше.