Горе-волшебник

Мне было так хорошо с Триссой, что я совершенно забыл о том, что обещал Норвусу в одиннадцать быть в ученической. И только в десять двадцать я об этом вспомнил. Я вдруг понял, что не могу и не хочу подводить Норвуса.

— Трисса, нам надо вернуться в Школу.

Она склонила голову на бок и вопросительно на меня посмотрела. Оладка перепеченная! Как же она красива!

— Понимаешь, я обещал Норвусу, что вернусь к одиннадцати. Он мне какой-то подарок приготовил.

— Хорошо. — Она протянула мне руку. — Побежали.

Мы бежали, взявшись за руки, бежали так быстро, как, наверное, еще никто не бегал. Профессор Нарнис нами бы сейчас гордился. Возле лодки мы уже были через пять минут. А вскоре и у дверей Школы. Я проводил Триссу до комнаты девочек, и мы остановились возле двери.

— Еще раз с днем рождения! — сказала Трисса, встала на цыпочки и поцеловала меня. И отнюдь не в щеку. — Спокойной ночи!

— А… Да… Спокойной ночи!

В ученическую я влетел как на крыльях. Интересно, что мне там такого Норвус приготовил? Вряд ли это может быть лучше подарка Триссы, особенно последнего. Я распахнул дверь и застыл в проеме.

— Гарлиус!

Камердинер сидел за столом возле Норвуса и пил чай. При виде меня, он поставил чашку на блюдце и встал. Только сейчас я окончательно понял, как они похожи. Нет, они были одинаковые! Только на Гарлиусе как всегда был безупречный сюртук с иголочки, а на Норвусе обычные штаны да рубаха. И, конечно же их можно было различить по улыбке, на лице Гарлиуса ее попросту не было.

— Марвус, мой мальчик! А мы уже боялись, что ты не придешь!

ГЛАВА 13

Если мой подарок — это приезд Гарлиуса, то Норвус сильно просчитался с выбором. Мы с камердинером с самого моего детства недолюбливали друг друга. А может, Гарлиус мне просто привез подарок от бабушки? Врядли, ведь я уже получил посылку…

— Заходи, мой мальчик. Не стой в дверях.

Они усадили меня вместе с собой за стол и тоже налили чаю. На часах было без десяти одиннадцать. Успел.

— Ну, мой мальчик, расскажи нам, как ты провел сегодняшний день.

Если честно, то я не хотел ни им, ни кому бы то ни было другому рассказывать о нашем свидании с Триссой. Мне казалось, что так я могу что-то забыть, потерять частичку этого по-настоящему волшебного без волшебства дня.

— Хорошо все было.

Похоже, что ни Норвусу, ни Гарлиусу вовсе и не было интересно, чем я таким занимался. Спросили просто так, из вежливости. Мы молча пили чай, Гарлиус смотрел куда-то в сторону, Норвус, прищурившись и улыбаясь, на меня, а я сам не знал куда деться. Как-то мне было неуютно.

— Вот и славно, мой мальчик, — наконец сказал смотритель, я уже успел забыть, о чем это он. — Ты попробовал мой торт?

— Ага. Половину съел.

— Молодец, мой мальчик! — Ничего себе какой он довольный! Можно подумать, я ему жизнь спас, а не его стряпню отведал. — Пей чай, пей.

— Ага. Спасибо.

Гарлиус так и не сказал ни слова. В общем, вел себя как обычно. Он даже достал свою неизменную пилочку и принялся подпиливать свои длиннющие ногти. Но все же он был сегодня какой-то не такой. Вон даже у него ноготь сломался, а он этого даже не заметил. А ведь раньше если такое случалось, то он бросал все дела и не успокаивался, пока все ногти не станут одной длины. Над ним все слуги из-за этого потешались. Правда, никто не решался сделать это ему в лицо.

И вдруг часы пробили одиннадцать часов, и я почувствовал, что все поплыло у меня перед глазами.

— Ч-что п-происходит? — Мой язык заплетался как у нашего конюха, когда моя бабуля застукала его за воровством вина из подвала.

— Все хорошо, мой мальчик. — Норвус подошел ко мне справа, а Гарлиус слева, и они взяли меня под руки. — Все очень хорошо. Все идет как надо.

Больше я ничего не видел и не слышал. Очнулся я уже совсем в другом месте и не сразу понял где я и как я там оказался. А был я в зале, где совсем недавно при мне профессора лечили Сердце Школы. И я, похоже, на нем и лежал. Я раньше думал, что все камни холодные, но рубин подо мной был теплый и пульсировал, как будто… как будто он был живой!

А когда я уже мог почти все видеть, то если б мог хоть звук из себя выдавить, то заорал бы. Только я еще не знал, то ли от ужаса, то ли от удивления, то ли от всего сразу. Возле меня стоял профессор Панриус, но я еле узнал его. Он очень сильно похудел, темные редкие волосы стали совсем седыми и свисали на плечи немытыми паклями, его осунувшееся лицо уже, наверное, и забыло, как выглядит бритва, а под глазами у него были такие синячищи, как будто он месяц не спал. И двигался он как завороженный.

— Очнулся, мой мальчик? — подошел ко мне Норвус, он улыбался так широко, что внутри меня аж всего передернуло. Казалось, что своими острыми желтыми зубищами он вот-вот перегрызет мне глотку. — Вот и хорошо. Вот и славно. Хочешь что-то сказать, мой моальчик? — расхохотался смотритель. — Скоро сможешь. — Теперь он улыбался одним уголком губ. — Правда ненадолго.