Горечь и сладость любви

– Да ты, оказывается, мерзляка, – рассмеялась Вера, – сейчас приготовлю тебе завтрак поплотнее, и ты сразу согреешься.

– Да уж, пожалуйста, будь любезна, – расшаркался он в духе кавалеров галантного века.

– И ты будешь мне за это премного благодарен, – подхватила она его шутливый тон.

Вечером следующего дня вернувшаяся домой Вера застала Эдуарда в тонких брюках и расстегнутой на груди рубашке, настроение у него было превосходное, и она воскликнула:

– Отопление включили!

– Как ты догадалась?

– По твоему прикиду, – хмыкнула она.

– А почувствовать своей кожей, что в комнате стало тепло, слабо? – подначил он её.

– Так я же только с улицы, шла быстрым шагом, к тебе торопилась, – оправдалась она.

Он подошёл, молча обнял её и чмокнул в нос.

В воскресенье Эдуард отвёз Веру в свою мастерскую. Помещение было не слишком-то большим и довольно скромным.

– Ничего, – сказала Вера, – пройдёт немного времени, и мы приобретём тебе солидную мастерскую.

– Меня, собственно, и эта устраивает, – пожал он плечами и сказал: – Вера, я завтра принимаюсь за новое полотно, и может быть так, что, вернувшись домой, ты меня там не застанешь.

– Может быть, мне сразу приехать в мастерскую?

– Нет, лучше не надо, – возразил он, – я не люблю, когда мне мешают.

– Даже я? – Вера капризно поджала губы.

– Даже ты. Понимаешь, я привык работать в тишине.

– Я буду сидеть тихо, как мышь под веником, – заверила его Вера.

– Нет, дорогая жёнушка, лучше жди меня дома.

– Я пока ещё не жёнушка, – ответила она.

– Я как раз хотел об этом поговорить.

– О чём?

– Вера! Ты меня вообще слушаешь? – он повысил голос.

– Слушаю.

– Тогда не отвлекайся!

– Я не отвлекаюсь, – притворяясь поскучневшей, пожала она плечами.

– В таком случае я думаю, что сыграть свадьбу нам лучше всего в апреле, – проговорил он, не обращая внимания на перемену в её поведении.

– Что?! – громко вскрикнула она.

– Тебя что-то не устраивает? – спросил он.

– Я просто не поняла, ты что же, делаешь мне предложение?

– Типа того, – улыбнулся он.

– А где же кольцо?

– Пока не купил. Я даже не знаю, согласна ли ты выйти за меня замуж.

– Ты просто чудо в перьях! – воскликнула она весело. – Сначала девушке покупают кольцо, преподносят его и делают ей предложение.

– Вон оно как, – с притворным изумлением протянул он.

Она погрозила ему пальцем.

– Извини, я исправлюсь. Я же первый раз в жизни решил жениться. Опыта у меня никакого.

Вера промолчала.

– Так ты согласна в апреле пойти со мной в загс?

– Надо ещё посмотреть на твоё поведение.

– Смотри на здоровье, – согласился он, – время у тебя ещё есть.

– У меня? – изогнула она бровь.

– Конечно, у тебя, у кого же ещё!

– А у тебя?

– Мне смотреть нечего. Я уже всё для себя решил.

– Какой ты, однако, быстрый.

– Такой уж я уродился.

В глубине души Веры всё пело, хотя она старалась не показывать вида, насколько обрадована.

Вскоре Вера развила бурную деятельность. Пристроить пару картин Прилунина в галерею «Космос» ей удалось легко. Владелец галереи Константин Витальевич Гаманов прекрасно помнил, кто она и при каких обстоятельствах он с ней познакомился. Лишних вопросов Гаманов не задавал, ограничился тем, что передал привет Данилову и пригласил его заходить. Вера обещала всё это передать шефу, но благополучно забыла о своём обещании, потому как помнить и не собиралась.

Но «Космос» – это всего лишь молодая скромная галерея, о которой знают даже не все жители города. Вере же хотелось для своего любимого гораздо большего. И она, взяв ещё несколько отгулов, задействовала все свои связи и возила Эдуарда на всевозможные культурные мероприятия, представила его директору музея местного современного искусства. Тоже, конечно, не ахти что, но начинать с чего-то надо. Несколько полотен Прилунина приняли на выставку-продажу, и к неописуемому удивлению Эдуарда и бурной радости Веры картины купили в первый же день.

– Ты гений! Гений! – Вера прыгала от радости, как пятилетняя девочка.

А польщённый Эдуард улыбался и просил:

– Потише, Верунчик, а то ты проломишь пол!

– Ты хочешь сказать, что я толстая, – Вера хотела сделать вид, что обиделась, но у неё ничего не получилось, и она счастливо рассмеялась.

Наступил декабрь. Он шагал по дорогам города точно огромный пушистый кот, выгнувший трубой свой белоснежный хвост. Правда, за день снег-хвост становился серым от выхлопных газов. Но это не важно! Потому что все знали, что изначально он был кипенно-белым и пах свежестью, как пахнут по весне кисточки черёмух.

Ах да, кисточки! Вера настояла на том, чтобы они приобрели новые кисти и краски. Ей даже удалось через третьих лиц достать беличьи кисти. Вручая их художнику, она проговорила с улыбкой:

– Все белки остались живы! А шерсть на кисточки они с радостью отдали добровольно, как только услышали твою фамилию!

– Надо же, – рассмеялся Эдуард, – не знал, что я пользуюсь у них такой популярностью.

– Отчего же? – спросила Вера.

– Оттого, что давно не напивался до появления белочек, – пошутил он.