Горечь королевского долга (СИ)

На рассвете, когда закончилось пребывание в церкви, за Саске пришли старые рыцари, разодетые в пух и прах. Они не стали желать новичку удачи, смотрели на него с каким-то странным презрением, быть может, с ненавистью… и Саске не понимал такого отношения к себе. Он улыбнулся, выйдя им навстречу, а рыцари поспешили проводить его обратно в замок и отвести в баню. Затем ему предстоял сон… сон, который осуществил бы переход из старой жизни в новую. Для этого рыцаря накрывали тёмным покрывалом поверх белого и оставляли одного, не разрешая никому входить в покои и тревожить столь доблестный сон.

Саске спал спокойно, наверное, как никогда в жизни. Ему снилось что-то странное, может, его детство, когда он, будучи маленьким ребёнком, спешил взобраться на лошадь, а его дорогой и любимый дядя смеялся над ним… Мадара не спешил с честью принимать посвящение Саске в рыцари. Он хмыкал, фыркал, говорил королю, что это, должно быть, очень неправильный поступок со стороны его величества, но не оспаривал решение мужчины. И вот в очередной раз, когда король присутствовал в кухне рядом со своим тучным усатым поваром, напевающим что-то себе под нос и готовящим довольно вкусные блюда к обеду, Мадара поспешил поговорить с его величеством. Тот увлёкся красным вином, которое повар любезно плеснул в бокал, и стал осторожно потягивать его через край фужера. Мадаре было непривычно видеть его величество разряженным в самые богатые одежды, а поэтому он даже приосанился, кашлянув, и медленно пошёл в кухню.

Кухня представляла собой большое помещение, и повар в это помещение не пускал никого, кроме себя, короля и его жены. Иной раз сюда забегала Сакура, чтобы послушать истории о храбрых старых рыцарях, которым когда-то служил повар в роли оруженосца, но принцесса часто засыпала из-за таких рассказов, кладя руки на стол, а на руки - голову, тихо посапывая и чему-то улыбаясь во сне. И вот теперь Мадара, вздёрнув тонкую бровь, оглядывал помещение, в которое он вошёл совершенно без разрешения. Король усмехнулся, уперевшись руками в поверхность большого стола, на котором лежал крупный сочный кусок мяса, различные овощи и фрукты к обеду.

Мадара, постукивая по плиточному полу каблуками своих сапог, подошёл к королю, чуть улыбнувшись:

- Изволите уделить мне время, ваше величество?

- Нам предстоит какой-то разговор? – недоумённо спросил король, посмотрев на Мадару.

Тот кивнул, а король, со вздохом отставив в сторону полупустой бокал с красной жидкостью, решил выйти из кухни, чтобы не мешать повару. Да и лишние уши были им ни к чему - мало ли, о чём хочет поговорить господин Учиха. И вот они вышли вдвоём в узкий, полуосвещённый факелами коридор, так что король несколько сурово глядел на своего собеседника, и его лицо, освещаемое огнём, казалось каким-то жёстким и строгим. Мадара же, наоборот, приобретал более мягкие черты лица, а в чёрных глазах то ли из-за бликов, то ли из-за чувства, которое переполняло собеседника короля, плясали чертята.

- Не хочу показаться дерзким и грубым, но… я бы оспорил кандидатуру человека, которого вы стремитесь любезно посвятить в рыцари, - учтиво протянул Мадара, глядя на короля исподлобья.

Тот тяжело вздохнул, скрестив руки на груди, и выпрямился. Теперь он был ростом действительно с Мадару, не сгибал позвоночник, не склонял голову, как это обычно делал из-за тяжёлых мыслей, что часто посещали его седеющую голову. Ему не очень нравилось то, что предлагал господин Учиха. Стоит ли говорить то, что ему наплевать на какую-то политику? Он просто хотел, чтобы была счастлива его дочь… и Сакуру в последние два дня, как говорило всё королевство и слуги замка, никто не видел такой счастливой. Девушка искренне хохотала заливистым смехом, охотно разговаривала за столом, часто шутила над королём, правда, довольно тёплыми и мягкими шутками, заставляя его величество смеяться над самим собой, целовала на ночь мать и отца, а затем убегала к себе в покои и довольно залезала в кровать, быстро засыпая. Она бегала по замку, подобно самой настоящей дикой лани, так что теперь король сравнивал её именно с этим представителем копытных. Она теперь не переставала прыгать и играть со своим волчонком, хотя, кажется, Кико и сам не понимал, чему так радуется его хозяйка. Принцесса во многом изменилась, и теперь король узнавал свою прежнюю дочь, а не мрачную девушку, которая будто бы вышла из совсем другого, параллельного мира.

- Мадара, - наконец повысил голос король, нахмурив брови. Тот кивнул, готовясь выслушать всё, что скажет его собеседник, - сколько раз можно говорить? Я устал повторять, что для меня счастье моей дочери дороже политических ходов.