Горечь рассвета (СИ)

Некоторое время он молчит, пытаясь, наверное, сообразить, как меня заткнуть. Потому что мои доводы очевидны, и он ничего не может с этим поделать. Да, пусть я тля и червяк, слабак и идиот, но моя голова ещё способна соображать.

— Ладно, тут ты прав. — Он, как обычно при сильном волнении, запускает руки в каштановые кудри. — Но что это за вороны? Откуда они взялись? Есть какие-то мысли?

Он не смотрит на меня, ковыряя носком ботинка в пепельной пыли, что теперь заменяет нам землю.

— Я думаю, что это Генерал их подослал. Возможно, это просто морок, но я могу и ошибаться. Во всяком случае, без него тут точно не обошлось.

— Опять он! Айс, прекрати! — Роланд со всей дури бьет кулаком в ствол ближайшего дерева. — Ты даже представить себе не может, как все это осточертело! Генерал может быть каким угодно, и мы все хорошо знаем, какой он подонок, но ты! Ты не имеешь права перекладывать свою вину на других. Ты заварил всю эту кашу, а нам приходится расхлёбывать. Неужели ты не понимаешь, что не потащи ты Марту в катакомбы, не вознамерься спасти её, в обход всем обещаниям и здравому смыслу, то ничего бы этого не было!

Я стою, оглушенный его яростью, не в силах вымолвить ни слова.

— Ты понимаешь, что ты во всём виноват? Понимаешь, спрашиваю тебя?!

— Я?

— Ну не я же! И не Марта, не Ингрид и не Джонни! И не сотни и тысячи погибших, между прочим, по твоей вине! А теперь нам приходится прятаться. И он найдет нас, дело времени, понимаешь? Так нельзя было поступать. Ты даже не сказал нам, что нас ждёт, что всех их ждёт. Вы играли свою игру, в которой нам отводилась чёткая роль — сдохнуть за идею, не пикнув — идею, в которую мы даже не слишком-то и верили. Мы верили Генералу, и верили тебе, а все обернулось задницей. Мы выжили, выжили и теперь прокляты, уничтожены. Мы — мусор под ногами, тлен.

У меня холодеет всё внутри, будто меня окунули в ледяную воду и не дают вынырнуть, а Роланд всё орёт, не переставая, выплёскивая наружу всё накопившееся — боль, злость, усталость, отчаяние. На него невыносимо больно смотреть, ещё больнее слушать.

— Ты о чем думал? Думал, что всё обойдется? Думал, что все погибнут, а ты останешься единоличным королём? Думал, что вместе со всеми, и Генерал погибнет? Что, твою мать, вы с ним задумали и почему всё так обернулось?! Хоть раз в жизни ты, мелкий подонок, можешь сказать правду?!

Я не знаю, что ответить. В голове какой-то звон, словно мою голову засунули в церковный колокол. Роланд прав, впрочем, как всегда. Но я не в состоянии во всём признаться, не могу сказать правду. Во всяком случае, пока.

— Айс, какого чёрта ты молчишь? Неужели не знаешь, что ответить? — Он смотрит на меня своими глазищами, что наполнены яростью до краёв. — Ладно, понимаю, что ответов не дождусь, но скажи, лидер самопровозглашённый, что нам дальше делать? Где искать остальных? Что будет, когда мы придём в Город? Что мы там вообще ищем? Ты хотя бы помнишь, что отправиться туда было именно твоей идеей, поэтому и объяснять тебе.

Роланд засыпает меня вопросами, а я от каждого из них сжимаюсь, словно от ударов хлыста. Не пойму, кем он себя возомнил. Голосом совести? С чего это вдруг? Или он забыл, что его руки по плечи в крови не меньше моего?

— Слушай, не ори! — говорю первое, что приходит в голову, но это скорее жалкая попытка защититься, чем действенная мера. Я и так слишком хорошо знаю, что обычным окриком Роланда не утихомирить — он слишком сильный для того, чтобы уступить мне хоть в чём-то. — Знаешь что? Лучше не трогай меня сейчас. Я очень устал, чтобы вообще соображать, не то, что слышать тебя. А ещё я жрать хочу! Помнится, на складе были консервы. У кого они? Кто их забрал?

Он пожимает плечами и, нахмурившись, пытается вспомнить, у кого может быть провизия.

— Кажется, их забрала Марта, — наконец, говорит он.

— Какого черта ты бабе отдал консервы? — выкрикиваю, стукнув кулаком по обгоревшему стволу.

— Она не баба и не смей её так называть, тупой ублюдок! — Роланд орёт как раненый зверь, багровеет и сжимает кулаки, задыхаясь от злости. Вот кому точно наплевать, что нас могут услышать. Наверное, им можно восхищаться, только что-то не получается. Неужели во мне плещется обычная зависть? Черт, я всегда думал, что я выше этого. Досадно. — Я тебя сейчас уничтожу, тварь!

Но я не даю ему наброситься на меня — стрелой бросаюсь вперед, собрав для этого все свои оставшиеся силы. Роланд, не ожидая от меня подобного, не успевает среагировать и не выставляет защиту. Рукопашный бой все-таки не его конек.

Мы катаемся по земле, будто озверели, и я чувствую, что, если не окончим этот бессмысленный поединок прямо сейчас, то живыми с этой поляны не выйдем. Кажется, впервые в жизни Роланд готов со мной согласиться.

— Отпусти, придурочный, чего завёлся? — пыхтит мне на ухо Роланд, пытаясь высвободиться из моего захвата, попутно молотя сжатыми кулаками по бокам. Так он мне точно почки отобьет, с него станется.

— Сам отпускай, урод, чего уцепился? — отвечаю, задыхаясь, изворачиваюсь и бью со всей дури его в скулу.