Читаем Горечь полностью

Впрочем, не это было главным для моего брата и для оператора Лёвы. Главным для этих жуиров было отвлечься от нудной работы, для чего они, даже не вылезая из машины, познакомились на одной из улиц с двумя девушками — Натой и… имя другой Женя забыл. Девушки показали им город, знаменитую плотину, они вместе погуляли в парке, а потом зашли к той, чье имя Женя забыл, чтобы перекусить. И там у него произошло сближение — с той, чьё имя он запомнил, — каковое (сближение) дало ему повод посчитать, что девушки эти довольно лёгкого, как говорится, поведения. (Не считайте его чересчур наивным — дело происходило более полвека назад, когда принято было полагать, что нравы, особенно в провинции, находятся ещё на какой-то приличной высоте над «плинтусом», и когда у нас в стране официально не было ни секса, ни проституции.

К чести моего брата, он очень быстро переменил своё скоропалительное суждение о «запорожках» (или «запороженках»). И произошло это сразу после того, как Ната сказала, что её собственная судьба напоминает судьбу Дитте из романа Нексе, а также когда Женя узнал, что она без работы, и увидел, в какой бедности живут они с тётей, заменившей ей мать.

Позднее Ната приезжала недели на две в Москву попытать удачи на так называемой театральной бирже, но удача не выпала. Если не считать, что Женя предоставил ей «и стол, и дом». (И постель.) Даже нашей маме она понравилась, и мне тоже — когда я приходил в гости. Тогда я уже съехал с Малой Бронной и жил у Сретенских ворот. Ната напомнила мне довоенный Ленинград и ту полноватую курносую блондинку с ярко накрашенными губами, которая регулярно по субботам приходила в наш академический клуб на 18-й линии Васильевского острова, где мы в тесном соприкосновении и при полном молчании танцевали с ней танго.

Позднее брат показал мне единственное письмо Наты — с благодарностью за гостеприимство и с красочным описанием её поездок во Львов и Ужгород в напрасных поисках работы в театре. Удивительно грамотное достойное письмо, без единой просьбы о помощи, без намёков на продолжение знакомства или новую, еще бОльшую близость с возможными матримониальными последствиями.

Вот тебе и так называемая легкодоступность!.. Мне кажется, мой брат до сей поры испытывает некоторую неловкость перед самим собой за своё скороспелое суждение о Нате и потому, в назидание себе, хранит потрёпанный конверт со штампом «Ужгород Закарпатье» и кумачовым серпом и молотом на лицевой стороне…

Амбивалентность, господа! Не забывайте это латинское словечко.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Это был я…

Черняховского, 4-А
Черняховского, 4-А

Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» <…>…Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном. И, значит, мне следует, пожалуй, уделять побольше внимания не только занимательному сюжету и копанию в людских душах, но и обстоятельствам времени и места действия.

Юрий Самуилович Хазанов

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное

Похожие книги