Горек мёд

- Солнце, луна и звезды сейчас померкли для меня, Домини, как в песне Самсона, - тихо проговорил он. - Что, если для меня все так и останется?

- Вдвоем можно преодолеть горы и океаны, Поль, если двое действительно вместе и нужны друг другу.

- Она поцеловала его в углубление щеки. - Ты сейчас стал немного поглаже, родной. - После операции ты выглядел ужасно, весь обросший и похожий на пирата.

- Я тебя пугал? - Поль гладил ее волосы.

- Разве было время, когда ты меня не пугал? - со смехом спросила Домини.

Руки Поля стали жестокими, губы зарылись в ее волосы.

- Больше всего на свете мне нужна была ты, Домини, - хрипло сказал он. Не хватало места для сострадания ни к тебе, ни к себе. Ты понимаешь?

- Начинаю понимать, наконец. - Она шутливо прикусила мочку его уха. Сделал меня своей сабинянкой!

- Теперь, похоже, ты стала Далилой.

- До этого может не дойти, родной мой, - нежно возразила Домини и, когда он прижался головой к ее груди против сердца, она погладила его по затылку.

- Доктор Суиза очень надеется.., мы все надеемся. Ты сам разве нет?

- А заслуживаю я эту надежду? - Поль беспокойно пошевелился в ее руках. Я увез тебя от всего, что было тебе дорого, обманул той первой ночью, наградил болью потери ребенка...

- Не надо, Поль! Она прижалась ртом к его губам, нежно, тепло, показывая поцелуем, как это вечно делала и будет делать женщина, которая все прощает. Я люблю тебя, - тихо сказала она. - Ты уже давно заставил меня полюбить тебя, но гордость всегда была моим грехом, и я не желала признаться в этой любви даже самой себе, не то что тебе. Ох, Поль, когда мне сказали, что ты умрешь, мне хотелось умереть вместе с тобой. Потом, когда доктор Суиза сообщил, что есть шанс - слепой, страшный шанс - я должна была дать его тебе.

- Родной мой... Тигр... - Домини гладила его затылок, мощные плечи, и ей казалось, что вся она тает, как мед, когда он крепко обнял ее, как раньше. Она, как прежде, сразу почувствовала себя беспомощной в его объятиях, полностью отдаваясь его рукам, его губам, заставившим ее замолчать. Надолго. Пока его губы не прошептали нежно:

- С меня хватит больницы. Скоро все эти повязки снимут, Домини, потому что я хочу быть дома, с тобой, Домини.

***

Прошло несколько дней, и они вернулись домой, где перед домом на Орлином утесе Поль обнял Домини за талию и снова заглянул в бездонную синеву ее глаз, с любовью обращенных к нему.

Совсем незаметно, с состраданием думала она, что Поль совершенно слеп на правый глаз. Но зато левый с каждым днем становился все сильнее и ярче.

Тигриные глаза, желтые, красивые, как темная линия его лица в профиль и рука, так крепко обнимающая ее.

Я так люблю его, думала Домини немного удивленно. Поль.., такой дорогой, такой властный Поль, вставший перед яростью пуль и гранат в шестнадцать лет, чьи сыновья будут столь же мужественны и отважны.

- Нам будет хорошо жить вместе, да, Домини? - сказал Поль. - Теперь все будет так, как в тот день, когда мы были вместе в Корнуэлле. Помнишь маленького единорога?

Домини счастливо кивнула.

- Маленького единорога я все время носила в сумочке, когда ходила к тебе в больницу. Он принес нам удачу и счастье, Поль.

- А ты принесла мне любовь, - добавил он, обнимая ее еще крепче и долго целуя, пока улыбающийся Янис не вошел сообщить, что в гостиной подан чай.