Горек мёд

В пятницу после обеда Домини уже оделась для поездки в больницу, когда обнаружила, что Кары нигде нет. Тетя Софула не могла ей сказать, где она, и заявила, что Домини вовсе незачем ее ждать. Нельзя тратить драгоценное время, отведенное на посещение больных.

- Вы поедете со мной, тетя Софула? - Пальцы Домини отчаянно вцепились в плетеную сумочку с фруктами для Поля.

- Детка моя, - тетя Софула ласково похлопала Домини по руке, - это для вас прекрасная возможность побыть с Полем вдвоем. Вам не следует быть такой доброй с Карой и каждый раз брать ее с собой. Уверена, девчонка не дает вам поговорить. Она такая болтушка! Иногда у меня от ее болтовни голова идет кругом.

- Поль любит компанию, - настаивала на своем Домини, - пожалуйста, поедемте со мной. Тут тетя Софула посмотрела на нее внимательно.

- Боишься оставаться с ним одна? - напрямик спросила она. - Боишься, что он обвинит тебя, если, когда снимут повязку, окажется, что он останется слепым?

- Полю ненавистна сама мысль о слепоте и зависимости от других людей, сказала Домини. - И возможно, я обрекла его на это на всю жизнь.

- Но у него есть жизнь, разве не так? - Тетя Софула повернула Домини к двери. - Машина ждет, а время уходит. Adio, дитя мое.

- Тетя Софула, - через силу рассмеялась Домини, - вы совершенно лишены жалости.

- Это семейная черта, - заявила старая леди, стоя на ступенях, и махнула платком, когда ее шофер тронул с места солидный старомодный автомобиль и повел его дальше на подобающей скорости, а Домини, напряженно выпрямившись, сидела на заднем сиденьи.

Поль сразу понял, что она пришла одна, и Домини не переставая что-то нервно говорила, пока доставала из сумки персики и виноград и раскладывала их в вазе на прикроватном столике. С цветов, которые она принесла накануне, опадали лепестки, и Домини собрала их, смяв в руке, поворачиваясь посмотреть, как Поль спокойно и расслабленно лежит на подушках. Однако его рот под крупным самоуверенным носом был крепко и строго сжат.

- Я знаю, что ты хотел бы увидеть Кару, но... - Тут Домини замолкла, слишком поздно, чтобы вернуть свои слова. - Т-Ты.., хочешь персик? - заикаясь пробормотала она. - Я тебе очищу.

- Домини, - тихо сказал Поль, - я бы кое-что действительно хотел.

- Что же это, Поль? - Она обрадованно подошла к его кровати. - Скажи мне, пожалуйста.

Он повернул голову, как будто видел ее сквозь повязки.

- Я бы хотел, чтобы ты купила билет и уехала домой, в Англию, - сказал Поль.

- Что? - Она смотрела на него, не в силах поверить его словам.

- Ты меня слышала. - Он сложил руки за головой, гордой и темной головой, так резко выделяющейся на фоне белых подушек. На окнах висели венецианские занавески, они отбрасывали на кровать тигриные полосы, и одна золотистая полоса как раз пересекала его горло, где распахнулась куртка пижамы. Домини уставилась на его горло и видела, как он с трудом глотнул слюну.

- Если ты воображаешь, что я побегу покупать билет, то сильно ошибаешься, - взорвалась она. - Я остаюсь здесь.

- Отсюда тебя выставят через пятьдесят минут, - сухо возразил Поль.

- Поль, - Домини наклонилась над ним, одной рукой облокотившись на металлическую спинку кровати, сережки касались его щек, - я должна была подписать согласие.

- Ты хочешь сказать, тебя заставили?

- Нет.., я сделала это ради тебя. Родной...

- Как ты меня назвала? - Опять эти поднятые завязанные глаза, казалось, вглядывались в ее лицо, губы сложились неуверенно, расслабившись из той строгой линии, что была раньше.

- Я назвала тебя самоуверенным греком, - бушевала Домини. И ты думаешь, я уеду, когда ты в таком положении? Я имею такое же право, как и ты, узнать, поврежден твой левый глаз или нет!

- С каких это пор? - осведомился он.

- С тех самых пор, как ты ворвался в мою жизнь и сделал меня своей женой!

- Домини, - его рука что-то искала, и Домини вложила свои пальцы в эту руку. Его пальцы крепко сжали их, это было и больно и радостно. - Ты меня жалеешь? - спросил Поль. - Тебя? - презрительно фыркнула она. - Я жалею себя за то, что мне придется терпеть тебя еще лет пятьдесят. Самоуверенного, нахального, привыкшего быть господином в своем греческом доме на Орлином утесе. Что это будет за жизнь!

- Я не прошу тебя оставаться. - Его пальцы чуть разжались.

- Ты не просил меня любить тебя, - сердито заявила она. - Ты велел мне оставить мою любовь при себе. Я так и сделаю, если ты все еще хочешь этого, Поль. Я даже не останусь насовсем, но пока я тебе нужна, буду рядом.

Тут Домини охнула: Поль больно сжал ее руку и поднес к губам.

- Как по-женски - одновременно угрожать и плакать, - проговорил он, целуя ее пальцы.

- Я-я.., я н-не...

- Не женственна? - насмешничал он.

- Н-не п-плачу, ты, зверь. - Домини упала на кровать, зарылась лицом в его плечо и наконец дала волю давно копившимся слезам. - Ох, мой Самсон, на сей раз ты действительно разрушил все преграды, - наконец сказала она, вытирая щеки полой его куртки.

Поль только крепче обнял ее.