Горелом

Она остановилась так же резко, уставилась на Яна глазищами, которые в темноте замерцали по-кошачьи зеленым. А потом негромко произнесла:

— Я утром не только твой телефон нашла.

Ян молчал выжидающе. Она слегка улыбнулась краешком бледных губ. Глаза разгорались все ярче.

— Я пошла по твоему следу до самого Замка. Я видела ее.

— Кого? — голос предательски упал до хрипа, хотя, казалось бы, теперь-то уж скрывать нечего.

— Девочку.

— Обращалась бы в полицию.

— Пришлось потратить немало времени, чтобы убить все твои следы и замести свои… — словно и не заметив Яновой реплики, продолжала Ева. — Но как оказалось, старалась я напрасно. Как они вышли на тебя?

— Нас видел ее брат. Да я и сам подставился, — Ян не стал отпираться. Потом невольно поинтересовался: — Ты прятала следы? Зачем?

— Я привыкла к городу, — хмыкнула она. — Не хочется переезжать. А если тебя посадят, то и нам не поздоровится… — Ева помолчала, потом недовольно добавила: — К тому же я знаю, что не ты ее убил. Ты, конечно, тот еще монстр, но не убийца. Там пахло чужим… Не знаю. Собаки такой след не возьмут, а для меня он слишком странен… Изломанный какой-то. Думаю, это он разбил тебе голову.

— Запах?

— Не смешно. Там был кто-то еще, и он убил бедную девочку.

Наверное, день оказался слишком длинным и тяжелым. И привычная защита дала трещину. Слова неконтролируемо стремились наружу. Неприятные, как рвота.

— Может быть, — кивнул Ян мрачно. — Только все равно это я ее погубил.

— Как?

— Я с ней разговаривал.

Ева мельком иронично усмехнулась, обнажив заострившиеся клыки:

— Ну, вынуждена признать, что на некоторых экзальтированных особ ты производишь сильное впечатление, но я бы не стала преувеличивать его убойный эффект.

— Я сломал ее проклятие и ушел. Она осталась без защиты.

— Как это?

— Оно вернулось к ней. В другом облике.

— Чушь. Не ты ее убил, а та тварь, что шла за вами. У тебя мало своих грехов, чтобы взваливать на себя еще и чужие? Не вздумай ныть. Иди лучше выспись.

Это было что-то новое… Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Не ясно, что видела Ева, но в ее мерцающих, изумрудных без тени желтизны глазах царила спокойная уверенность.

— Ева, — произнес Ян медленно и с чувством, — если я тебе улыбнусь, то дай мне в нос.

— С радостью, — немедленно согласилась она. — Это все?

— Хотелось бы мне так думать.

* * *

Деревьев на Ольховой улице немного, а ольха и вовсе растет единственная, как раз возле дома номер восемь. Старое, кряжистое дерево подрагивало узловатыми ветвями и сыпало легкой взвесью листвы. Стоило приблизиться, как оно застыло неподвижно, внимательно уставившись на Яна.

— Привет, — произнес он, проходя мимо.

В сплетении ветвей обозначилось шевеление. Дерево дрогнуло, словно здоровенная птица, теряя еще несколько перьев-листьев.

— Добрый в-вечер, — с запинкой донеслось из гущи ветвей.

Скосив глаз, Ян разглядел Инека Пустеца, худого стриженого парнишку лет двенадцати, который угнездился на ольхе. А если он там, то значит… Все верно. Дом был полон напряжения, как перекаленного стекла. Тронь — разлетится крошевом ранящих осколков. Пока царила хрупкая тишина, но темноту словно прошивала колючая проволока отзвучавшей брани. И еще к привычному запаху сгоревшей можжевельника примешивалась вонь перегара.

— Ты! — донеслось глухо сквозь закрытые двери на хозяйскую половину. — Ты всю жизнь мне испоганила!

Ну вот. Конец перемирию…

— Гадина склизкая! Гадюка старая! Все из-за тебя! — язык пьяного хозяина дома уже заметно заплетался, так что слова не столько звучали, сколько угадывались.

Но прожившим в этом доме не один год, подсказок не требовалось. Ни Аглае, ни Инеку. Ни Яну.

Послышался звон разбитой посуды. Ян сделал было шаг к дверям, но за звоном ничего не последовало. Скорее всего пьяница сбил посуду со стола. Да и какое ему дело? И без того хлопот хватает, и голова трещит…

Словно в ответ послышался грохот и коротко вскрикнула женщина.

С другой стороны, отличный повод сорвать раздражение! Ян развернулся и с силой стукнул кулаком в дверь.

— Кого еще несет? — отозвалось хриплое и невнятное. — Н-ну? — в дверях появился пошатывающийся Рамон Пустец собственной персоной. В вытянутых на коленях спортивных штанах, с совершенно осоловевшим взглядом и в облаке клубящегося перегара такой насыщенности, что поднеси спичку — полыхнет.

Мгновение он тупо таращился на Яна, надменно выпятив губу и выкатив тощую грудь, вдруг узнал и сдулся. Глаза пьянчуги слегка прояснились, а хребет распрямился:

— А! Гос-сподин Хмельн! Шумим мы? Ну так щас потише будет, вы не серчайте…

Из-за спины мужа показалась бледная Аглая Пустец.

— У нас все хорошо, господин Хмельн. Вы уж простите, — она осторожно оттеснила супруга, впившегося в распахнутую дверь корявыми пальцами.

Рамон поддался не сразу — дверь служила ему опорой, — но все же отклеился и убрел вглубь дома.

— Вам не нужна помощь? — спросил Ян устало.

— Нет-нет, у нас все хорошо, — повторила Аглая, усердно поворачиваясь к гостю теперь уже другим боком, чтобы Ян не заметил разодранный рукав халата.