Горение. Книга 1

— Какая разница? Один на двоих… Вроде папы с сыном.

— Какой ужас, — повторил Сладкопевцев.

— К вопросу о необходимости железной дисциплины, — заметил Дзержинский. — А ты говоришь, мы — догматики.

— Это не вопрос дисциплины.

— А что это?

— Нравственное падение.

— Нравственное падение невозможно для человека, добровольно принявшего на себя бремя дисциплины. Самоограничение — во имя других, страдание — во имя других. Когда свершится революция, главным для нас будет сохранить нравственные критерии времен нашей борьбы. Если потомки победителей станут упиваться победой и забудут о страданиях — нас проклянут, не их.

Дзержинский отхлебнул чаю, подумал: «Надо сказать Мише о письме Кибальчича. Крабовский прикрывает свое ренегатство предсмертным криком человека, свершившего казнь своего врага. Будучи осужденным на смерть, достойно готовясь к ней, ни в чем не отступая от идей, которым народовольцы посвятили себя, Кибальчич предлагал перемирие сыну жертвы… Да, он верил в возможность договориться миром. Но сейчас эта иллюзия изжита. Как же можно примерять на себя одежду чужих времен и других религий? Впрочем, Крабовский просто-напросто ищет, как бы прикрыть свое падение. Ищет большое, которым легче оправдать в собственных же глазах свое малое. А может, не надо говорить Мише? Все же горько читать предсмертное письмо героя своему палачу — детская наивность, открытость младенца, которому уже накинули веревку на хрупкую шейку… »

— Крабовский дал прочесть мне письмо Кибальчича, — медленно сказал Дзержинский и снова отхлебнул чаю.

— Предсмертное? Царю?

— Ты читал?

— Мы распространяем его. Специально для боевиков — чтобы иллюзий не было.

— Жестоко это, Миша.

— А жизнь какова? Око — за око, иначе нельзя, Феликс, никак нельзя.

— Жестокостью на жестокость?

— Именно.

— Борьба против жестокости — да, но жестокость — нет. Мы разложим себя изнутри, если утвердим всепозволенность — даже в борьбе с царем. Наша борьба обязана быть моральной — иначе смысла нет бороться.

8

«ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛЕНИЯ ПО ОХРАНЕНИЮ ПОРЯДКА И ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В Г. ВАРШАВЕ №4223 г. Варшава О ПРЕСТУПНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЛЕНОВ ПАРТИИ „СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ КОРОЛЕВСТВА ПОЛЬСКОГО И ЛИТВЫ“. ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ГОСПОДИНУ ДИРЕКТОРУ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО В дополнение агентурной записки моей за №1775, имею честь донести Вашему Превосходительству, что деятельность упомянутого в означенной записке „Варшавского комитета“ социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы продолжает расширяться, несмотря на неблагоприятные для партии обстоятельства. 12-го мая, в лесу около д. Древницы, собралось до 80-ти человек рабочих, принадлежащих к партиям социал-демократов и ППС (Польской социалистической партии), но так как погода тогда испортилась, то собравшиеся перешли в самую деревню, в избу какого-то крестьянина. Там довольно долго говорили речи неустановленные рабочие, убеждая членов социал-демократической партии, как сильно ослабленной арестами, присоединиться к ППС и принять ее программу. Предложение это вызвало горячие споры и долго обсуждалось. В. Матушевский („Бомба“) высказался в том смысле, что „Астроном“ (имеется в виду скорее всего Ф. Дзержинский) наверняка выступит против „растворения“. Со своей стороны я склонен думать, что означенное слияние едва ли может произойти как вследствие большой разницы в программах названных двух партий, так и особенно по причине нерасположения социал-демократических рабочих к основным принципам ППС — террору и национализму. Из копии постановления, препровожденного в Департамент Полиции при отношении Варшавского обер-полицмейстера от 13 апреля текущего года за №2299 по делу обнаружения подпольной типографии, Вашему Превосходительству известно, что в печатании преступных изданий помимо арестованных революционеров принимал участие какой-то рабочий по имени Мацей (или Мартын), оставшийся пока что невыясненным. Хотя и в настоящее время личность его не определена агентурою, но последней удалось напасть на след некоего Мацея Грыбаса, скрывающегося у каких-то своих знакомых на Праге, скорее всего у В. Матушевского. Что же касается Ф. Дзержинского, то, если он не будет задержан на пути следования в Варшаву (я, однако, не имею оснований сомневаться в действенности чинов железнодорожной полиции, коим и вменены в обязанности поиск и арест лиц, сбежавших с мест поселения), то, думаю, Ваше Превосходительство увидели из моей записки, что все деятели социал-демократии находятся у меня под контролем, и Дзержинский будет арестован сразу же, как только он появится в Крае. Позволю себе заметить, что было бы значительно легче работать, коли заграничная агентура в Париже, Цюрихе и Берлине предпринимала более активные шаги по освещению деятельности теоретика польской соц. -демократии Розалии Люксембург и близких к ней Тышки, Мархлевского и А. Барского, которые имели и, видимо, имеют постоянные контакты с Ф. Дзержинским, С. Трусевичем и В. Матушевским. Подполковник А. Глобачев».