Горение. Книга 2

– Вот видите, вы согласны со мною и в этом пункте… Теперь далее: мягкость и терпимость по отношению к тем, кто выступает за конструктивные поправки, обязывает нас проявлять устрашающую строгость по отношению ко всяческим советам депутатов и стоящим за ними крайним партиям.

– Устрашающая строгость вызовет нападки и со стороны умеренных, Сергей Юльевич.

Витте покачал головой:

– Не вызовет. Налицо акты анархии и террора, умеренные партии нас не только поймут, но и поддержат.

– Анархисты и социал-революционеры не столь страшны ныне; сейчас теоретики страшны, социал-демократы, но они ни с террором, ни с анархией не связаны…

– Но позвольте, мне же докладывали, что они к вооруженному восстанию зовут!

– Сейчас все к этому зовут, – горько усмехнулся Дурново, – никто отстать не хочет.

– Восстание, призыв к нему – это террор.

– Раньше это было террором, Сергей Юльевич, а теперь это свобода слова.

– Свобода слова – сие соединение разностей. Так вот, любое соединение, прилагая к филологии законы химические, можно нейтрализовать, подумайте, как это делать, не зря штат полиции держите.

– Я бы хотел получить официальное предписание совета министров, Сергей Юльевич…

– Какое именно?

– Какое бы развязывало мне руки.

– Неужели вам недостаточно моего слова, Петр Николаевич?

«От старая перечница, – подумал Дурново, – понимает ведь, что слова к делу не пришьешь».

Больше о предписании не говорил, поделился слухами, справился о здоровье домашних, просил побольше отдыхать, откланиваясь, крепко жал руку Витте и чарующе улыбался.

Вернувшись в министерство, вызвал Глеба Витальевича Глазова, указал на кресло, потер длинной пятернею лоб, оскалился:

– Весело живем, а?!

– Прекрасно живем, – серьезно ответил Глазов. – Я люблю критические ситуации, ваше превосходительство. i

– Любите?

– В высшей степени.

– Ну что ж… Тем более… Знаете, что такое «нейтрализовать»?

– Уравновесить.

– Нет, Глеб Витальевич. В пору критических ситуаций «нейтрализовать» – значит «свернуть голову». Перевод, впрочем, не мой

– его высокопревосходительства Сергея Юльевича. Видите, как приятно быть председателем совета министров? Как безопасно им быть. «Нейтрализуйте»… А я вам что обязан говорить? Ладно, вы смышленый, критические ситуации любите… А ваши люди? Поймут, коли прикажете: «Несмотря на высочайший манифест, хватайте всех социалистов, гоните их на каторгу и подводите под столб с петлею»?

– Мои люди ждут такого приказа, ваше превосходительство. Они жаждут услышать это.

– Убеждены совершенно?

– Совершенно убежден.

– «Разделение труда» – так, кажется, писал Маркс? – усмехнулся Дурново. – Словом, подготовьте план по разворачиванию активного преследования социалистических партий.

– Преследование преследованием, но их сейчас еще интересней стравить: лебедь, рак и щука…

– Вы думаете, ваш изыск поймут? Не поймут вас, Глеб Витальевич, увы, не поймут. Стравливайте – это для души. Сажайте – сие для премьера, который заявляет себя либералом: агентура доносит, какие речи он с полячишками позволяет и как с кадюками, с Милюковым, любезничает…

… Глазов встретился с владельцем магазина «Дамская шляпка» Сергеем Дмитриевичем Клавдиевым, функционером «Союза русского народа», в ресторане «Контан» тем же вечером. За ужином дал санкцию на подготовку ликвидации левых кадетов – Герценштейна и Иоллоса. Этот удар повернет руководство партии еще более вправо – сначала повозмущаются, а потом испуг придет, они и профессора, они сухарь грызть не хотят, они по разуму живут.

Аресты среди социал-демократов спланированы были Глазовым утром – с чиновниками особого отдела. К социал-демократам черную сотню подпускать пока еще рано: это гражданская война, причем победитель известен заранее.

А днем Глазов уехал на конспиративную квартиру – пригласил туда секретного сотрудника, который встречался в Нью-Йорке с агентами департамента, сидевшими в Северо-Американских Соединенных Штатах последние пятнадцать лет.

Полковник должен был знать про этих заокеанских агентов все, ибо он отводил одному из них роль особую, крайне, по его мнению, важную.

12

Леопольд Ероховский, автор реприз для кабарета, был человеком на язык невероятно острым, в мнениях – резкий, в общении с людьми – открытый. Он-то и пришел к Микульской в гости – напросился, можно сказать, недвусмысленно:

– Пани Стефа, не вздумайте отказать мне в блинах с семгою и трех рюмках зверобоя – я буду у вас нынче в девять часов, один, но с гвоздиками.

Стефания конечно же отказать ему не могла – именно Ероховский написал для нее пантомиму «с саблей»; пообещала угостить не только русскими блинами (нынче эта российская диковина была в моде), но и отменной свининой, запеченной в духовке с чесноком и сыром.

Домой она вернулась в пять часов.

– У Ломницкого возьмите свиную вырезку, – напутствовала Микульска кухарку, приходившую к ней три раза в неделю, по нечетным дням, – и попросите, чтобы он послал на «ваньке» кого-нибудь к Айзенштату за семгой и балыком, пусть только даст с желтинкой, а то он в прошлый раз одну краснотень прислал.