Горение. Книга 3

… Через неделю после той достопамятной ночи, когда Азеф вновь начал раскручивать дело террора, боевики убедились, что на этот раз все кончится успехом — так серьезен и продуман был план цареубийства.

Азеф в сопровождении адъютанта Карповича (в свое время он — по поручению эсеров — убил министра Боголепова; поскольку был тогда еще зеленым юношей, вместо казни получил двадцать лет каторжных работ в рудниках; организовали побег, примкнул к боевикам) изучал маршруты следования царского поезда, вышагивал проспекты, по которым двигался кортеж Николая, когда тот посещал северную столицу, высматривал проходные дворы, заставлял боевиков репетировать каждое движение, шаг, жест; дело двигалось к концу, как случилось непредвиденное: молодой филер с цепкой зрительной памятью увидел на Невском разыскиваемого департаментом Карповича, вместе с городовым схватил его и приволок в охранку.

Как раз в это время Герасимов говорил по телефону с Царским Селом:

— Нет, государю завтра ехать в город нельзя. — Голос его был звенящим, приказным (по просьбе Столыпина царь согласился во всем следовать советам Александра Васильевича: «гроза бомбистов, знает свою работу, все развивается по плану, однако мы не смеем рисковать жизнью вашего величества»). — Его величество может прибыть в столицу лишь завтра, после полудня. (В это время Азеф уберет с улиц своих изуверов, все договорено заранее.)

Герасимов испытывал острое ощущение собственного могущества, когда по одному его слову изменялись государственные планы, переносились встречи с министрами, высшими сановниками империи, главами посольств; один его звонок — и все насмарку; ох и радость же быть всесильным, ох и счастье!

Градоначальник звонил в ужасе:

— Мне сообщили, что сегодня государь неожиданно появился на Невском, это правда?!

— Да, истинная правда, ваше превосходительство.

— Нельзя так, Александр Васильевич! Я же не могу нести ответственность за безопасность его величества!

— Не беспокойтесь, — ликовал Герасимов, — всю ответственность — с санкции двора — я взял на себя.

Когда ему сообщили об аресте Карповича, полковник пришел в ужас: вся его игра шла насмарку.

И действительно, вечером этого же дня на конспиративную квартиру, где Герасимов порою принимал барышень (с тех пор как жена перебежала к коллеге, полковнику Комиссарову, о женитьбе не мог думать без содрогания; вызывал девиц из лучших борделей, чистенькие, по-французскому могут, начитанны и приятны в беседах), ворвался Азеф.

— Вы что, — прямо-таки зарычал он, — погубить меня хотите?! Вы понимаете, что наделали?! Шутки Рачковского намерены шутить?! Все! Довольно! Сегодня же уезжаю к е… матери! Расхлебывайте сами! Вашего паршивого царя подорвут, как пить дать! Не умеете работать — на себя и пеняйте! Если арестован Карпович, а я на свободе, значит, я его вам отдал! Хватит! Остолопы! Не умеете ценить тех, кто вас же спасает от бомб! Научитесь! Разгильдяйская империя, бардак, а в бардаке еще бардак! Только в бардаке хоть есть порядок, а вы скрежещете, как разваливающийся паровоз! И фанаберитесь при этом: «Мы — великая держава! Мы — великая империя! » Дерьмо вы, а не империя! Не хочу служить смердящему трупу!

Герасимова подмывало ударить Азефа в висок медным подсвечником; ну гадина, ну мерзавец, на что замахиваешься, нехристь?! АН — нельзя! Что он без него может? Ничего он без этого паразита не может; не он у меня в руках, а я! Господи, милостивый господи, спаси и сохрани!

— В течение недели я устрою Карповичу побег, — сухо сказал Герасимов, дождавшись того мгновенья, когда Азеф замолчит хоть на миг.

— Даю слово.

Рано утром Герасимов был в охранке; из зубров никого не пригласил: отправил экипаж за полковником Глазовым; тихоня; такие и нужны в серьезном деле; дай кость — руку оближут.

Не посвящая Глазова в существо дела, спросил:

— Как бы вы на моем месте поступили с государственным преступником, находящимся в розыскных листах департамента полиции, который случайно попался?

Чуть прикрыв рот ладошкой, Глазов осторожно кашлянул (провинциал, подумал Герасимов; если вовремя не скрутить — опасен; люди из глубинки наверх прут, сметая всех на пути; столицу меряют уездными мерками, норовят сделать ее привычной для себя, не желая подтянуться до ее уровня, да и как подтянешься, если культуры не хватает? ) и осторожно поинтересовался:

— Видимо, вы ведете речь о человеке, который может представлять интерес? Объект вербовки?

— Нет. Этот человек не пойдет на вербовку.

— Но в нем заинтересован департамент полиции?

— Бесспорно.

— А взяли мы, охрана?

— Именно так.

Глазов покачал головой:

— Задача не из легких. Отдавать, конечно, жалко. Словно бы каштаны для господина Трусевича из огня таскаем.