Горение. Книга 3

Один несмысленный урядник благочиния может величайший в просвещении сделать вред...

Такого же роду ценсор не дозволял, сказывают, печатать те сочинения, где упоминалося о боге, говоря: я с ним дела никакого не имею. Если в каком-либо сочинении порочили народные нравы того или другого государства, он недозволенным сие почитал, говоря: Россия имеет трактат дружбы с ним.

Слова не всегда суть деяния, размышления же не есть преступления... Какой вред может быть, если книги в печати будут без клейма полицейского?

Действие более развратит, нежели слово... Ценсура печатаемого принадлежит обществу, равно как одобрение театральному сочинению дает публика... Завеса поднялась, взоры всех устремились к действованию; нравится — плещут; не нравится — стучат и свищут... Если свободно всякому мыслить и мысли свои объявлять всем беспрекословно, то... все, что будет придумано, изобретено, то будет известно; великое будет велико, истина не затмится.

Если мы скажем и утвердим ясными доводами, что ценсура с инквизицией принадлежат к одному корню... то мы хотя ничего не скажем нового, но из мрака... времен извлечем... ясное доказательство, что священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался разум человеческий.

(Надо бы, подумал Дзержинский, уже загодя готовить школьные программы, которые мы предложим детям после революции. Без Радищева невозможно понять величие революционной мысли России, с него надо начинать изучение русского освободительного движения.)

Народ афинский, — продолжил он перевод, — священнослужителями возбужденный... в безумии своем предал смерти, на неизгладимое во веки себе поношение, вочеловеченную истину — Сократа.

Император Диоклетиан книги священного писания велел предать сожжению. Но христианский закон, одержав победу над мучительством, покорил самих мучителей, и ныне остается во свидетельство неложное, что гонение на мысли и мнения не токмо не в силах оные истребить, но укоренят их и распространят...

В то время, как боязливое недоверие побудило монахов учредить ценсуру и мысль истреблять в ее рождении, в то самое время дерзал Колумб... Кеплер предузнавал бытие притяжательной в природе силы, Ньютоном доказанной; в то же время родился начертавший в пространстве путь небесным телам Коперник.

(Дзержинский сделал пометку на полях: «первое в истории Восточной Европы требование конституции; в противовес «мнениям», потребен закон, который, служа защитой личности, есть гарант общей пользы для всех сограждан».)