Горение. Книга 3

6

Дорогой Юзеф!

Имел беседу с Влодеком. Твое предложение ему понравилось. Он написал Витэку, что готов пожаловать на кофе.

Ядзя и ребятишки встречались у Влодека, свели все свои соображения воедино, Влодек очень этому рад.

Получил ли портрет нашего дедули?

Твой Мацей.

7

Дорогой Мацей!

Портрет, который мне передали, свидетельствует о том, как мало изменился наш дедушка Герасим. Передай Влодеку, что я могу это свидетельствовать за чашкой чая, если смогу вернуться.

Юзеф.

8

...Рано утром в дверь бурцевской квартиры резко постучали, — сразу понял, что пришел русский; звонков не признает, рукой слышней.

— Кто там? — спросил Владимир Львович.

— Это я, — услышал он знакомый голос; открыл дверь; на пороге стояла Рита Саблина, член Боевой организации эсеров.

— Милости прошу, заходите, солнышко. Рад вас видеть!

Не ответив, Рита прошла в его кабинет, брезгливо огляделась; была здесь первый раз.

— Хотите кофе?

— Я не стану пить у вас кофе, — ответила маленькая девушка с огромными немигающими глазами; принимала участие в двух актах; Савинков спас ей жизнь, — Азеф настаивал, чтобы она была метальщицей снаряда в карету министра, загодя отдавая ее на заклание.

(«Иван, — сказал Савинков, — это бесчестно, — сидеть в кафе и ждать известий, что она погибла, выполнив наше дело. Она девушка, молода совсем, так нельзя». — «Сантименты, — как обычно, грубо отрезал Азеф, — женщина, мужчина, ребенок, все это словеса, а мы заняты работой».

Савинков сказал тогда, что он сам будет метать снаряд; глаза его по-кошачьи сузились, потемнели; Азеф знал своего помощника; отступил, ворчливо пошутив: «Павел Иванович (конспиративная кличка Савинкова), гляди, я последний раз прощаю тебе нарушение железной дисциплины. В следующий раз посмеешь перечить, отправлю к Чернову в Париж — рефераты читать».)

— Ну, уж смените гнев на милость, Рита, — мягко попросил Бурцев, понимая, что улыбается, вполне вероятно, последний раз в жизни: девушка напряжена, натянута словно струна, руку из кармана юбки не вынимает — видимо, сжимает холодными пальчиками револьвер, чтобы покончить с ним — «наймитом охранки, гнусным клеветником на партию». — Если же вы полагаете возможным убить меня до того, как выслушаете, — что ж, стреляйте. Я ведь в террор пришел, когда вы третий класс гимназии посещали, смерти в глаза смотрел поболее, чем вы, не боюсь ее.

— Сначала вы меня выслушаете, господин Бурцев. А потом уж я разрешу сказать вам несколько слов.

— Вы сядьте хотя бы, — снова попросил Бурцев. — Что ж мы стоя разговариваем?!

— Мне отвратительно в вашем доме все, даже стулья, на которых сидят жандармы...

— Бывшие, товарищ Саблина, бывшие. И если бы они тут не сидели, то ваша подруга Зиночка Жуженко продолжала бы писать осведомительные письма генералу Климовичу, ее любовнику и шефу московской охранки, про то, что происходит у вас в ЦК. Или вы ставите под сомнение ее провокаторство тоже? Раз эсер, то, значит, безгрешен? Ни ошибок, ни предательства совершить не может? Богоизбранные?

— Речь идет не о Жуженко, — досадливо поморщившись, ответила Рита, — но о товарище Азефе. Я была с ним на актах... Он спас мне жизнь, хотя я его об этом не просила: рискуя сорвать дело, он снял меня с метания снаряда, заменив своим адъютантом. По счастливой случайности ни один из нас тогда не погиб. Как же провокатор может ставить акт, приводить в исполнение приговор трудового народа против палача, да еще при этом не потеряв ни одного из товарищей?!

— Двойник может и больше, — ответил Бурцев.

— Да?! Он может спокойно убить великого князя Сергея? И получить за это благодарность охранки?

— Послушайте, Рита, — раздражаясь, сказал Бурцев, — я же предлагаю вашему ЦК: вызовите меня на суд! Позавчера я послал письмо Чернову, но ответа до сих пор не получил. А ведь можно позвонить по телефонному аппарату, в конце концов. Да и живет Виктор Михайлович от меня в десяти минутах ходу.

— Я шла девять, — отчеканила Рита. — ЦК вызывает вас на суд, хотя я голосовала против. Тем не менее, если и после того, как мы опозорим вас — фактами, только фактами и уличим в клевете, — вы станете продолжать свои нападки на товарища Азефа, я, лично я, убью вас, господин Бурцев. Вы меня знаете, меня не остановит ничто.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Бурцев. — Вы принесли мне самое радостное известие, которое я получал в последнее время. Спасибо, Рита, я счастлив, что будет суд.

— Я не «Рита» для вас, но «госпожа Саблина», — отчеканила девушка, осмотрела жалкую фигурку тщедушного Бурцева с нескрываемым презрением и, резко повернувшись, пошла к двери.