Горение (полностью)

- Имперскому канцлеру известно, что чиновнику, принадлежащему к здешнему русскому посольству, поручено его правительством следить за действиями и происками находящихся в Германии русских анархистов. Устранение существующих условий представляется канцлеру ненадлежащим; это в интересах нашей империи, чтобы за происками иностранных анархистов следили органы их отечественного государства - без осуществления публичной должности. Я охотно объявляю, что мы никоим образом не намерены оказывать содействия взбунтовавшимся подданным дружественного государства, мы не имеем никаких оснований заявлять о каком бы то ни было участии к фанатичным врагам существующего правового строя в этом соседнем государстве. В общем, это не только в интересе России, но в интересе всех цивилизованных государств - бороться с анархическими происками. Вы не можете требовать, господа депутаты, чтобы со столь опасными индивидами мы обращались в бархатных перчатках. Я думаю, что наш долг заключается в том, чтобы содействовать самому тесному соприкосновению полицейских установлений различных соседних государств в их борьбе против террора. Русских анархистов невозможно препровождать ни в какое другое место, кроме как на русскую границу - для передачи по надобности. Не думаете ли вы, что прием высланных русских анархистов доставит удовольствие какому-нибудь третьему соседнему государству? "Чего не хочешь, чтобы делали тебе, не делай другому". При решении такого серьезного вопроса, как вопрос об анархистах, никакая сентиментальность не у места. Мы задерживаем этих людей, когда они становятся особо опасными, и переправляем их через ту границу, которая представляется нам наиболее целесообразной. Если они не желают быть выданными - пусть ведут себя смирно. Мы не принуждаем их, и никто их не принуждает быть анархистами. Если, однако, они желают быть таковыми, то они должны быть готовы к последствиям своих деяний. Конечно, этим господам удобно пребывать здесь, у нас, где они себя чувствуют лучше, чем в своем собственном отечестве. При этом они желают носить венец политического мученичества. Поощрять это мы не имеем никаких оснований ни сейчас, ни в будущем.

Карл Либкнехт назвал выступление барона Рихтгофена "циничным, аморальным" и немедленно организовал кампанию в социал-демократической прессе: материалы с новыми фактами готовил Дзержинский.

Август Бебель говорил в рейхстаге:

- Господин статс-секретарь, видимо, не предполагал, выступая со своим пресмыкательским заявлением, что реакция будет столь единодушной, начиная от социал-демократов и кончая буржуазными радикалами. Называя "анархистами и нигилистами" социал-демократов, которые никакого отношения к террору не имели и не имеют, но которые не отрицают своей работы в области пропаганды идей гуманизма и классового равенства, барон Рихтгофен упустил из виду, что даже господин Петр Струве со своим умеренно-буржуазным журналом "Освобождение" запрещен в России и официально именуется "анархистом", тогда как у нас в Берлине его не называют иначе, как "консерватор". Выступление барона Рихтгофена свидетельствует о том, что правительство пошло на поводу у тех сил, которым само слово "прогресс" представляется анархизмом. Однако, к счастью, прогресс неодолим - в России тоже!

Фон Бюлов разыгрывал свою комбинацию по законам Мольтке, по военным законам "больших охватов". Он ждал, что реакция на выступление Рихтгофена будет именно такой, какая и планировалась. Он не торопился "ударять" и на этот раз, он давал страстям накалиться.

Дзержинский приехал к Либкнехту вечером, уставший после тяжелого дня: спорил до хрипоты с варшавскими "анархистами-коммунистами".

"Называя себя "коммунистами", вы призываете к кровавому бунту, вы повторяете Нечаева, а ваши слова немедленно подхватывают буржуа и тычут носом неподготовленного читателя: "Смотрите, что вам готовят "анархо-коммунисты", они ведь "Интернационалом" клянутся - не чем-нибудь! Поэтому я повторяю, и теперь уже в последний раз: либо вы прекратите безответственную болтовню, спекулируя святым именем "Интернационала" и "Коммуны", либо мы обрушимся против вас, как против наемников реакции, именно наемников! Услужливый дурак опаснее врага! Мы станем бить наотмашь, мы пойдем на сокрушительное и окончательное размежевание, заклеймив вас худшими пособниками буржуазии!"

Говорил он с такой тяжелой убежденностью, что Либезон, Никишкин, Калныш и Витько возражать не посмели: глаза Дзержинского горели открытой, нескрываемой яростью. (Лишь после революции Дзержинский узнает, что Либезон и Никишкин были на содержании Департамента полиции, получая ежемесячное вознаграждение за публикацию своих "возмутительных брошюр".)

- Вы желтый, Феликс, - сказал Либкнехт. - Давайте-ка я заварю вам крепкого кофе, а?

- Тогда вообще не усну.

- Чая?

- А молока у вас нет, Карл? Я бы с удовольствием выпил стакан молока.

- Пива есть три бутылки, это у немца, всегда найдется в доме, а молоко мы пьем редко. Хотите пива?

- Я же не пью.