Горение (полностью)

Гадость готовит, понял Герасимов. С ним надо ухо востро, неискренний человек. Вроде бы зла я ему не делал, дороги не пересекались; не иначе как был на давешнем совещании у Курлова, когда тот давал разнос всем тем, кто по-настоящему-то и подавил революцию, - смещенный всегда виноват; на того, кто выпустил бразды реальной власти, все шишки сыплются, на кого ж еще?!

- Если у вас возникнет надобность попасть к Петру Аркадьевичу, - любезно улыбаясь, сказал Герасимов, - чтобы решить какой личный вопрос, - всегда прошу ко мне, Сергей Евлампиевич. Буду рад оказать посильную помощь...

- Как себя чувствует Петр Аркадиевич? - поинтересовался Виссарионов, и Герасимов тут же отметил, что отчество премьера вице-директор полиции произнес сейчас точно так, как произносят в Царском Селе, - "Аркадиевич", на мягко-прусский манер, в отличие от столь угодного Столыпину твердого, раскатистого, русского "Аркадьевич"; до позавчерашнего дня Виссарионов называл Столыпина, как и все в департаменте, кто ж станет поперек норова шефа; эк за один день перекрутился, соколик, далеко пойдет...

- Столыпин в прекрасном состоянии, - ответил Герасимов, выказав свое новое качество тем, что слово "Столыпин" произнес без имени-отчества или же, на худой конец, титула; такое могут себе позволить лишь особо приближенные люди, пользующиеся полным доверием главы кабинета. - Устал, конечно... А кто в наше время не устал? Вон и на вас лица нет... Государь соизволил порекомендовать Петру Аркадьевичу, - Герасимов чуть нажал на том, как произнес отчество, не отводя при этом взгляда от лица Виссарионова, - хорошенько отдохнуть... Предложил Крым, Ливадию, но Столыпин предпочел отправиться к себе, в Сувалки, в Ливонию... Как-никак отчий дом, каждая тропинка в лесу знакома...

- Да уж, - чуть улыбнулся Виссарионов, - а нам перекрывай эти тропинки от бомбистов, гони туда тридцать филеров-лоботрясов! И так в Думе нет-нет да уколют бюджетом, сукины сыны, доценты!

- Не только доценты, - отозвался Герасимов, поняв, что Виссарионову известно, куда поедет Столыпин, хотя премьер никому, кроме него, об этом не говорил: неужели Курлов приказал поставить под постоянный контроль главу правительства?! А что? Этот может.

И тут, впервые за последние годы, Герасимов ощутил страх.

А что, если упасть в ноги к Распутину, подумал он. Выяснить, где он д о х н е т в Петербурге, прийти ночью, - Доброскок проследит, когда конокрад будет один, - и поговорить в открытую: я тебе, сучья рожа, отдаю документы про то, как ты баб с девками поганил, а ты в услугу за меня хлопочешь при дворе. А что он мне может выхлопотать? Мое место занял Курлов, его не погонят, да и потом, даже если и поймут, что дубину назначили, все равно будут пару лет держать: неловко в своей дурости признаваться. Пока место подберут дубине - обижать нельзя, упаси бог, был вхож; пока уговорят уйти добром - годы пройдут. А куда проситься - пока суд да дело? В послы? Не было такого, чтоб полицейский чин переходил в министерство иностранных дел. Нет, нельзя мне к Распутину идти, между двух стульев окажусь, треснусь задом об паркет, копчик переломлю, не подняться...

- Да, если б только доценты, - согласился Виссарионов после долгой паузы, - а то ведь и справа и слева бьют... Не изволите ли поговорить с Долговым? Я его мигом вызову.

- Спасибо, вы очень любезны, Сергей Евлампиевич... Втроем и поговорим... Я ведь с Петровым - по моему новому служебному положению - не имею права поддерживать отношений, так что, быть может, вы его на себя и возьмете? Вполне перспективен. Не Азеф, конечно, второго такого не будет, но освещать парижский улей он вам станет отменно...

...Долгов оказался высоким, черноволосым человеком с непропорционально длинными руками, быстрыми, бегающими карими глазами и резким командным голосом (когда-то служил в пехоте, г о н я л роту, видимо, с тех пор наработал эту привычку, - пока-то до мужичья докричишься).

- Слушаю, Сергей Евлампиевич, - сказал он, замерев на пороге; на Герасимова даже не глянул. - Приглашали?

Испытывая понятное неудобство, Виссарионов поглядел на Герасимова, спросив:

- Помните его, Александр Васильевич?

- Ну как же, - ответил Герасимов, ощутив холодную ярость. - Прекрасно помню Вячеслава Михайловича!

И, поднявшись, пошел навстречу Долгову с протянутой рукой.

Испытывая чувство мстительной радости, он увидел, как растерялся Долгов, метнувшись взглядом к Виссарионову, спиною ощутил, как тот разрешающе кивнул, и только после этого робко шагнул навстречу генералу для особых поручений, словно бы отталкиваясь от него своей длиннющей тонкой кистью.

- Мы вот о чем сговорились с Сергеем Евлампиевичем, - начал было Герасимов, но оборвал себя, обернувшись к Виссарионову: - Я думаю, вам сподручнее объяснить Вячеславу Михайловичу суть дела, а я с готовностью отвечу на вопросы, которые могут возникнуть у господина "Дибича".