Горение (полностью)

Лишь после этого Герасимов отзвонил к с е б е, в канцелярию Столыпина, а уж потом, скорее руководствуясь привычкой, чем надобностью, соединился с д е п а р т а м е н т о м; Виссарионов сердечно его поприветствовал, осведомился, как прошел отпуск, на вопрос о новостях ответил, что в империи наступила пора благодати, и выразил убеждение, что в самое ближайшее время "милый Александр Васильевич найдет время, чтобы вместе попить чайку".

Затем Герасимов отправился на встречу со с в о и м маклером, обменялись новостями, и только поздно вечером ему удалось заглянуть на л и ч н у ю конспиративку, где жил мифический "присяжный поверенный".

Прочитав письма Петрова, он поразился их тону и отправился - было уже около одиннадцати ночи - на квартиру к подполковнику санкт-петербургской охранки Доброскоку.

Человек этот считался живой легендой. И - по праву.

Свой жизненный путь Иван Васильевич Доброскок начал в революции, посещал марксистские кружки, впитывал слово новой правды словно губка; поскольку закончил реальное училище и был широко начитан, вскоре выдвинулся в пропагандисты; дружил с Даном и Мартовым; сломался по странному стечению обстоятельств: во-первых, разорился отец, подставленный под удар компаньоном по розничной торговле Самуиловым; и, во-вторых, сам был задержан на сходке у Либермана, но, поскольку тот не имел при себе литературы, а у Доброскока в кармане нашли томик "Коммунистического манифеста", хозяина квартиры отпустили, а Ваню отвезли в охранку, но не для заарестования - тогда уж Зубатов пришел, ставил свои о п ы т ы, - а лишь для допроса, который превратился в мелодраматическое собеседование.

Вел этот спектакль один из старейших жандармов Геннадий Иудович Крамской, большой искуситель и фантазер.

- Иван Васильевич, добрая душа, - начал он проникновенно, - жаль мне вас, бедолагу! Сердце рвет смотреть на вашу бледность и растерянность! Еще бы, кому охота садиться в острог в золотые двадцать лет?! Но - не посадим мы вас... Отпустим... Хотя, думаю, сами попроситесь, чтоб мы вас подержали месяц-другой в камере, а потом отправили на административное поселение...

- Об таком не просят, - возразил Доброскок.

- И-и-и, милостивый государь, - мелко рассмеялся Крамской, - еще как просят! Кого мы легко отпускаем после допроса - те у товарищей сей же миг в провокаторах начинают ходить! Позор на всю жизнь, если не пуля промеж лопаток... Нет, отсидку, высылку, побег - это я вам могу пожаловать, если только сговоримся миром. А не сговоримся - выпущу. Отмывайтесь на здоровье, ваша забота...

- Да зачем же нам сговариваться?! - удивился Доброскок. - В чем я виноват? Что Маркса читаю? Так он к чтению не воспрещен!

- Тот, что издан в России, не воспрещен, - поправил его Крамской, - а который напечатан за границею, у Плеханова и Аксельрода, - тот противу российских законов... Мы своим умом живем, в чуждых нам идеях не нуждаемся и ставим на пути их проникновения прочный заслон. Но сейчас не в этом дело, Иван Васильевич, хороший человек... Мы все ваши лекции знаем, конспекты докладов имеем, дело об вашем кружке - на выданье, пять лет ссылки обеспечено! Я хочу вас вот об чем спросить: вы кому служите, милай?

- Совести своей, - ответил Доброскок. - И русскому народу.

- Вот это я и хотел услышать! - искренне обрадовался Крамской. - "Совести и русскому народу"... А Самуилов, который вашего батюшку по миру пустил, кто? Да вы ответьте, вы ответьте, Иван Васильевич, вы не мне, так хоть себе ответьте! Кто лишил вашего батюшку возможности внести за вас и ваших друзей залог, чтобы освободить из острога? Кто?! Жид, Иван Васильевич! Этому Самуилову на наш народ - плюнуть и забыть! А кто таков хозяин вашей явочной квартиры Либерман? Он-то "Манифест" в кармане не держал, он его вам сунул! Он кто?! Нет, нет, вы мне скажите, кто? Ваш товарищ? Что ж тогда он на свободе, а вы у нас?! Он не товарищ вам, а жид! А где ваш Аксельрод свои книжечки печатает? Где? То-то и оно, что в Женеве! И все эти Мартовы, Аксельроды и Гершуни, изволите ли видеть, страдают об русском народе! Нет, нет, вы меня не перебивайте! Вы меня антисемитским жидоедом не выставляйте, не надо! Крамской рассердился чему-то. - Никакой я не жидоед и не антисемит! Только я полагаю, что об русских сами русские должны печься! Я супротив евреев никогда не был! Но я был и буду против того, чтоб жиды выказывали себя заступниками русского народа!

- Плеханов-то русский...

Крамской победно рассмеялся:

- А жена у него кто? Роза Марковна! Не было б ее рядом с ним - в Петербурге 6 лекции читал ваш Георгий Валентинович! Это она и ее родственнички на него влияют! Ишь, заступнички нашлись!

- Так если сами за себя русские не заступаются, - возразил Доброскок, пусть хоть Аксельрод с Мартовым станут...

- Не-ет, дудки-с! Надобно русских людей учить самих за себя стоять! Хватит на других уповать!

- Ну да! Только я решил заступаться, как сразу в охрану и угодил!