Горение (полностью)

Карпов принял его дружески, хотя, как и Виссарионов, старался не смотреть в глаза, был излишне экзальтирован, расспрашивал о здоровье так, будто был лечащим врачом Герасимова, о т д а в а л ничего не значившие сплетни - никаких имен, ни одного упоминания о новых делах; будто с каким бомбистом говорил перед началом вербовочной беседы.

Герасимов тем не менее ответил на вопрос о здоровье, однако, когда Карпов - сразу же после обязательно-протокольных п р о б р о с о в - начал извиняться, ссылаясь на то, что вызывает Виссарионов, генерал остановил его достаточно приказно:

- Погодите, полковник. Надо обсудить дело, которое известно Петру Аркадьевичу... Вы, полагаю, помните Петрова?

- Ну как же, слыхал...

- Нет, вы не только слыхали о нем, Сергей Георгиевич. Вы им занимаетесь. И я говорю сейчас не только от своего лица. Что вы намерены сообщить мне для передачи Столыпину?

- Александр Васильевич, - чуть не взмолился Карпов, - не ставьте меня в жуткое положение! Мне запрещено говорить с вами о Петрове!

Герасимов удовлетворенно кивнул, подумав, что на провинциала, только три месяца как переселившегося в столицу, у п о т р е б л е н и е фамилии премьера без обязательных титулов не могло не произвести нужного впечатления.

- Кем запрещено, Сергей Георгиевич?

- Генералом Курловым.

- А Виссарионов?

- Он также рекомендовал мне не вступать с вами в разговоры по поводу Петрова... Мне поручено вести "Южного" совершенно самостоятельно.

Герасимов снова кивнул и, достав письмо Петрова, привезенное Доброскоком, попросил:

- Приобщите к делу, Сергей Георгиевич, пригодится. Тот пробежал текст и обхватил голову руками:

- Бред какой-то! Ну отчего мы с вами не можем вести его вдвоем?! Кому это мешает?!

- А вы как думаете? - спросил Герасимов и, не дожидаясь ответа, поднялся, кивнул и вышел из кабинета.

В два часа ночи - после того, как Герасимов доложил Столыпину д е л о и получил от премьера устную санкцию на р а б о т у, - Доброскок вывел Петрова из "Метрополя" проходными дворами, посадил на пролетку и отвез на квартиру, снятую им на Пантелеймоновской улице.

Герасимов обнял Петрова, который как-то обмяк в его руках; спина, однако, оставалась напряженной; ощутил легкий запах алкоголя, хотя помнил, что раньше агент никогда ни водки, ни финьшампаню не пил, кивнул на Доброскока - "это друг, верьте ему, как мне, если со мною что-либо случится, он спасет вас", сказал подполковнику, чтоб тот вернулся через три часа, и повел позднего гостя к столу, накрытому наспех: ветчина, сыр, копченая рыба и две бутылки - водка и ликер (отчего-то вспомнил Азефа, попросил привезти шартрез).

- Ну, рассказывайте, - сказал он, усадив Петрова напротив себя.

- О чем? - спросил тот каменно.

- О том, как провалились, - ответил Герасимов, вздохнув. - По вине новых начальников имперской полиции... Хоть и я с себя ответственности не снимаю.

- Если знаете, чего ж спрашиваете?

- Чтобы найти единственно верный выход. Помните пословицу: "и волки сыты и овцы целы"? Вот и будем считать это отправным посылом в нашей задачке. Кого поручили убить? Давайте начнем с конца, а не с начала.

- Вас.

- Савинков? - сразу же просчитал Герасимов, поэтому и спрашивал-то утверждающе; Бурцев вне террора, - значит, Петровым занимались боевики; хоть там и смута, безвластие, но крепче фигуры, чем Борис Викторович, нет.

- Коли известно, зачем спрашивать? - устало повторил Петров.

- Спрашиваю для того лишь, Александр Иванович, чтобы спасти ваше честное имя - для социалистов-революционеров.

- Это как понять?

- Да так и понимайте. Вы динамитом должны меня поднять?

- И это знаете?

- Если б иначе - могли здесь пристрелить, небось мой браунинг с собою таскаете?

- Отдать?

- Отдайте. Я вас вооружу бульдогом понадежнее, американцем, у них калибр шальной, печень вырывает. - И, повернувшись к Петрову спиной, Герасимов неторопливо двинулся к шкафу, куда заранее положил "смит-и-вессон"; каждый шаг давался с трудом; Петров истерик, куда его поведет, черт-знает, засандалит промеж лопаток, и - прощайте, родные и близкие!

Он считал про себя, принуждая не торопиться; на "семь" понял, что Петров стрелять не будет; достал "бульдог" и только после этого, держа в руках оружие, обернулся:

- Это ненадежней, а?

- Вы не боялись, что я убью вас, Александр Васильевич? - Петров сидел с мокрым от пота лицом, совершенно белый, словно мукой обсыпанный.

Герасимов понял, что любую ложь, даже самую т о ч н у ю, Петров сейчас поймет, поэтому ответил:

- Только когда я досчитал до семи и вы не выстрелили, я понял, что останусь в живых...

- Очень хорошо, что вы мне честно ответили... Я по вашей спине видел, как вы нервничали... Она у вас окаменевшая была, вы только ногами двигали...

- Ну, а почему же Борис Викторович решил поднимать меня динамитом?

- Не вас одного.

- А кого еще?

- Курлова, Виссарионова, Карпова. И вас.

- Плохо у Бориса Викторовича с информацией, - усмехнулся Герасимов, наливая себе водки; глянул вопрошающе на Петрова - выпьет ли.