Герасимов ждал, что Петров поднимется, скажет, что такую информацию он должен донести до Бартольда немедленно, но тот подвинул ему свою рюмку и странно хихикнул:
- А ведь к такому уровню беседы я не готов, Александр Васильевич... Суфлер нужен...
- С Бартольдом я встречаться не могу.
- Не он один со мною прибыл.
- Кто еще?
- Василий Луканов.
- У него виски седые? - спросил Герасимов, горделиво подивившись собственной памяти; кого из охраны выкинули, идиоты?!
- Он сейчас крашеный.
- Под англичанина работает, - убежденно сказал Герасимов, - весь в клетчатом и в кепи с длинным козырьком.
В глазах у Петрова метнулся испуг - быстрый и неожиданный, как измена.
- Водите нас? За каждым шагом глядите?
- Лично за вами смотрит Доброскок. Бартольда с Лукановым не трогаем, меня они не интересуют. Да и за вами топают для того лишь только, чтоб курловские стервятники не прирезали ненароком, решив, что вы мой человек, а с ними играете...
- Объясните, какие филеры ваши, а какие курловские?
- Наши - старики...
- Я таких не замечал.
Герасимов пожал плечами:
- Мастера, оттого и не замечали.
- Значит, трое мордастых, которые не отстают ни на шаг, - курловские?
- Не убежден. Скорее всего, это филеры Карпова. Вас отдали Карпову, но он будет ставить с вами курловский спектакль...
Петров снова хихикнул:
- Интересно, а Семигановский тоже меня вам о т д а л? Или вы меня приказной силой з а б р а л и?
- Что, начался русский комплекс? - рассердился Герасимов. - Слезы жалости о погубленной жизни, ненависть ко всем, кто причастен к вашей трагедии, исступленное желание напиться, чтобы все забыть, а наутро в церкву, молить о спасении?! А кто написал письмо Семигановскому с предложением о сотрудничестве?! Кто сидел со мною, обсуждая план работы против партии?! Я?! Или господин Петров?! Вас никто ни к чему не неволил! А уж сейчас и подавно..,
Петров сник, руки его бессильно повисли вдоль тела, шепнул:
- Не сердитесь на меня, Александр Васильевич...
Тот досадливо махнул рукой:
- Да не сержусь я на вас, а жалею... Несчастный мы народ... Во всех и во всем ищем причину собственных страданий, только не в самих себе... А что ж будет, если Польша получит автономию? Все евреи уедут? На кого тогда беды сваливать? Междоусобица пойдет, а после новое иго. Быть России под пятою нового ига, если только каждый из нас, каждый, - повторил Герасимов с яростью, - не поймет, что во всем дурном виноваты мы сами, только мы, и никто, кроме нас! И успокаивать себя тем, что еще есть время, успеем одуматься, все придет своим чередом, - значит предавать родину!
Петров рюмочку свою перевернул, дав понять, что пить больше не будет, и сказал:
- Ваша взяла. Говорите, что делать. Наверное, я все же подломился, когда психа играл, у меня мысли скачут, без подсказки трудно думаю.
- Слушайте, - вздохнул Герасимов с нескрываемой жалостью, - уезжайте вы отсюда, а? Я дам вам денег, куплю билет на пароход в Америку, выступите там с лекциями, расскажете, как потеряли ногу во имя революции, откроете курсы или там лавочку какую, не знаю, но хоть жить будете по-человечески...
- В лавочке? - Петров посмотрел на Герасимова с неожиданной надменностью. - Что прикажете продавать? Бублики? Или фиксатор для усов? Уж не путаете ли вы меня с кем-то, Александр Васильевич?
А он и впрямь с в е р н у л, понял Герасимов с тоскливой безысходностью; поди доверься психу! Но ведь ты уже ему доверился, ответил он себе, назад дороги нет, начав - иди до конца.
- Смотрите, - Герасимов допил свою водку. - Я сделал вам предложение как друг. Принять его никогда не поздно. А за лавочку - простите, я не хотел вас обидеть, просто жаль, если такой человек, как вы, не дождется новых времен, когда в России восторжествует демократия и конституционализм... Что меня радует. Да, да! В республиканской Франции секретная полиция функционирует ничуть не менее круто, чем наша, - цивилизованные страны не хотят кровавого террора и анархии. Во Франции с этим покончили оттого, что народ добился п р а в; а здесь, в России, у нас, ужас будет продолжаться до тех пор, пока живем мнениями, а не законом... В нижнем ящике столыпинского стола лежит проект конституционных законоположений, которые не на словах, а на деле гарантируют стране демократию...
- Вешатель сделался демократом? - Петров снова напрягся. - Какая метаморфоза!