Горение (полностью)

- Я не отдыхаю, Николай Яковлевич, - ответил Богров. - Сейчас не время для отдыха, сейчас время для раздумья, для того, чтобы принять решение, окончательное - для каждого честного человека - решение.

- Будто в Петербурге нельзя думать, - снова усмехнулся Щеколдин. - Или в вашем родном Киеве... Ваш отец, кстати, сколько зарабатывает в год?

- Много.

- Это не ответ, товарищ Богров.

- Более пятидесяти тысяч, мне кажется.

Щеколдин знал от Кулябко, что Григорий Григорьевич Богров зарабатывает чуть менее двухсот тысяч, и Богрову-сыну это известно, он несколько раз выполнял посреднические функции по оформлению сделок на продажу помп юридическую сторону контракта гарантировала адвокатская фирма отца.

- Как он относится к вашей революционной деятельности?

- Резко отрицательно.

- А ваш патрон Кальманович?

- Он не знает толком о том, что я думаю.

- Но ведь он помогает нашим товарищам, разве нет?

- Это вполне легальная помощь, он ведет политические процессы, вам это известно лучше, чем мне.

- Он вам доводится свояком?

- Десятая вода на киселе, Николай Яковлевич.

Щеколдин отметил и эту ложь Богрова: ему было прекрасно известно от Кулябко, что Кальманович не только вел политические процессы, не только помогал партии финансово, но и давал в своем доме убежище социалистам-революционерам.

- А разве Фриду Розенталь он у себя не прятал? - ударил Щеколдин. Помните, из летучего боевого отряда?

- Первый раз слышу.

Фриду Розенталь выдал охранке он, Богров; девушка повесилась в Акатуе после того, как была изнасилована тюремщиками и заболела сифилисом.

- Что ж, значит, товарищ Кальманович настоящий конспиратор, - заметил Щеколдин. - Он не посвящает вас во все свои дела. Отчего? Только ли потому, что свято блюдет партийную дисциплину? Или у него есть основание не до конца доверять вам?

Богров ответил не сразу - он просчитывал, как лучше оступить: обидеться, сыграть недоумение или пустить в ход свое обаяние и юмор. Стремительная логика провокатора подсказала ему, что обижаться сейчас нельзя: вдруг Николай Яковлевич поднимется и уйдет? Тогда комбинация, коронная его комбинация с вхождением в боевую группу террора, провалится. Недоумение не п р о з в у ч и т, боевики - люди однозначные, они штучек не принимают, это с Кулябко можно играть, охранка - сентиментальна, агента бережет, где их сейчас найдешь, особенно из мира интеллигенции?!

- Куда уж доверять мне, - усмехнулся Богров, остановившись на "версии юмора". - Барич, жид крещеный - что конь леченый, горя не хлебал, побегов с каторги не имеет...

- Вы плохо ответили мне, - сказал Щеколдин. - Не рекомендуй вас достойные товарищи, я бы мог заподозрить в вас двойное дно.

Богров дрогнул, не сдержался:

- Что вы подразумеваете под "двойным дном"?

- То самое, - еще круче нажал Щеколдин.

- Вы не имеете права оскорблять меня такого рода подозрением.

- Ответьте мне, - словно бы пропустив слова Богрова, гнул свое Щеколдин, при каких обстоятельствах была арестована киевская группа анархистов-интернационалистов-коммунистов во главе с товарищами Рощиным и Нечитайло?

- Я думаю, их выдал провокатор.

Выдал их он, Богров. Именно поэтому вариант ответа был у него готов, выверен интонационно, мотивирован.

- Вы были членом этой группы?

- Да.

- Значит, вы знаете всех, кто входил в организацию?

- Почти. За полгода перед провалом мы разбились на пятерки.

- У вас есть подозрения на кого-либо?

- Нет.

- Кто избежал ареста?

- Я, в частности.

-- Чем вы это объясните?

- Благородством моих товарищей по борьбе с самодержавием. Никто из них не назвал меня.

- Кого еще не взяли?

- Не знаю... Точно - во всяком случае - не знаю... Кажется два человека из пятерки Нечитайло ушли благополучно за границу...

- Их имена вам известны?

- Нет.

- У вас в организации было обговорено заранее, чем карается предательство?

- Нет... Это, по-моему, само собою разумеется.

Щеколдин покачал головой:

- Отнюдь. Товарищи социал-демократы ограничиваются тем, что оповещают в своей прессе о провокаторстве открытого ими агента охранки и предупреждают остальных от общения с выродком... Мы же, как вам, должно быть, известно, караем измену смертью... Вы знаете об этом?

- Я слыхал... Но кое-кто ушел от возмездия, Николай Яковлевич.

- Татаров не ушел. Лысков не ушел. Потапчук не ушел. Гринберг не ушел... Никто никуда не денется, вопрос времени... Вы, кстати, готовы к тому, чтобы в случае, если мы примем ваше предложение о терроре, - подписать добровольное обязательство казнить провокатора, коли в этом возникнет нужда?

- Конечно.

- Как, по-вашему, товарищ Богров, кто сейчас в России является самым главным врагом революции?

- Министр юстиции... Щегловитов...

- А отчего не царь? - медленно приблизившись к Богрову, прошептал Щеколдин. - Вы боитесь поднять руку на царя, Дмитрий Григорьевич?

- Я... Я не боюсь поднять на него руку... Но это...

Щеколдин откинулся на спинку стула, усмехнулся:

- Вы готовы на смерть, товарищ Богров? Или думаете, что вам удастся избежать ареста сатрапов после центрального акта?